Гостев поправлял его:

— Шесть, шесть шагов.

— Восемь, — замечал Сейфуллин, — я сам высчитывал.

Наташа смеялась. Геметов переставал скрипеть зубами и переглядывался с шоферами.

А когда во время очередного привала Наташа отобрала у всех шапки и пришила козырьки, Геметов сказал:

— От имени и по поручению, словом… большое спасибо…

Утром 31 декабря Геметов начал нервничать. До экспедиции оставалось никак не меньше сорока километров, причем самых страшных: дорога шла вдоль реки, похожей сейчас на лестницу, составленную из битых, нагроможденных друг на друга зеркал.

Из синего прибрежного льда торчали деревья, обернутые в белую вату инея.

— Слушай, Хатиб, — обратился Геметов к Сейфуллину, — а ты быстрее ездить умеешь?

— По шоссе — да.

Дорога петляла вдоль реки, а потом внезапно свернула в тайгу. Снега здесь было чуть поменьше, и Сейфуллин сразу же наддал газ. Так проехали несколько километров, и Геметов даже замурлыкал песню. Он представлял себе, какая в экспедиции будет радость: электричество и шампанское к Новому году.

Он представлял себе, как геологи станут благодарить его, как Воронов даст ребятам премию в месячный оклад, как закрутят кинофильм «Мы из Кронштадта», как во все дома придет электричество. Словом, Геметов представлял себе самые радужные картины. Поэтому он недовольно нахмурился, когда Сейфуллин притормозил.

— В чем дело?

— Полянка хитрая, Дмитрий Сергеевич.

— Проскочим.

— Боязно.

— Хатиб, — сказал Геметов с укором, — мне стыдно слушать тебя.

Машина рванулась с места. Стрелка спидометра заметалась, как вратарь в воротах проигрывающей команды. В кабине стало жарко, словно в бане. Геметов оглянулся:

Проценко несся за ним впритык.

«Вот дурень, — подумал Геметов, — воткнется же». Он распахнул дверцу, стал на подножку и закричал:

— Не наступай на пятки!

Проценко ничего, конечно, не услыхал. Геметов махнул ему рукой: мол, отстань, — но в ту же секунду почувствовал резкий удар в плечо. Пальцы его разжались, и, описав в воздухе дугу, он упал головой в сугроб.

Когда Сейфуллин вытащил его из снега, Геметов ошалело сказал:

— Прямо как из рая вынули. Там все белое.

Потом он посмотрел на Сейфуллина, на Проценко с рассеченным лбом, на его помятую машину, на Гостева с Наташей, которые бежали к нему со всех ног, и сказал:

— Плохо, ребята, дело…

…Гостев взял Проценко на буксир, а Сейфуллин с Геметовым двинулись следом, выкопав передние колеса своей машины из глубокой ямы, занесенной снегом.

Сейфуллин то и дело посматривал на стрелку Уровня масла. Давление неуклонно падало.

— Наверное, сальник, — сказал он Геметову, который все время вертел шеей, вспухавшей с каждой минутой все больше и больше…

Проценко в своей машине кусал губы и вытирал со лба кровь, которая сочилась из-под марли. Он взглянул на себя в зеркальце и пропел:

Голова обвязана, кровь на рукаве, След кровавый стелется по сырой земле.

Проценко до боли в суставах сжимал руль, потому что ехать на буксире было необычайно трудно. Снег лежал сухой, крупчатый, пошедший кое-где наледью. От этого машина вихляла, как новичок на катке.

Избушка зимовья, рубленная позапрошлым летом в центре безмолвия, на поляне, стиснутая со всех сторон сильными, заломленными в небо руками деревьев, казалась здесь чем-то сказочным, декоративным.

Луна стояла как раз над поляной. Снег искрился так ярко, что думалось, будто с луны кто-то бросал зажженные спички. Но спички эти были лунными, холодными, как бенгальский огонь, который не может согреть, а уж зажечь — тем более. Только густым черно-белым тучам, окружавшим желтый диск, было, по-видимому, жарко от ночного светила, потому что все они проносились мимо луны на порядочном расстоянии, опасаясь растаять, разорваться на мелкие, беспомощные клочки…

— Приехали, — облегченно вздохнув, сказал Гостев, но тут же вздрогнул, услыхав позади три протяжных гудка — сигнал тревоги.

— Эй, — кричал Сейфуллин, — сюда! У меня мотор заглох!

— Вот тебе и приехали, — сказал Гостев Наташе. — Аида к ним, посмотрим, в чем дело…

В зимовье стало тепло. Проценко сидел, нахмурив брови. Наташа перебинтовывала ему голову, а он внимательно следил за ее быстрыми руками.

Потом Наташа растерла шею Геметову. Тот кряхтел и морщился. Когда девушка закутала его шарфом, он одобрительно хмыкнул:

— Молодец ты с нашим братом управляться.

— Велика наука, — улыбнулась Наташа.

Проценко остался верен себе. Он пропел:

Все отчего-то замолчали. Маленькое окошко, наполовину застекленное, наполовину забитое фанерой, было похоже из-за полукруглой формы на одноглазого волшебника.

Сходство это дополнялось тем, что как раз над ним висели ветвистые оленьи рога.

— А не встретить ли нам Новый год? — вдруг спросил Сейфуллин. — Все равно здесь засели.