– Это место – Вассар, мама, и у него очень хорошая репутация.

– Хорошая репутация?.. Но это ведь американское заведение!

– Разумеется, американское. Что же в этом плохого? Между прочим, Вассар посещает Дороти Эдварде. Не думаю, что посол Эдвардс позволил бы своей дочке посещать какое-нибудь сомнительное заведение. – Зная, что вновь взяла верх в споре с матерью, Карен мысленно улыбнулась. Ведь посол Эдварде считался первым среди избранных и, следовательно, не мог допустить ошибку.

Все еще негодуя, Ианта схватила со стола хрустальный колокольчик.

– Твой отец снова заговорил о поездке в Нью-Йорк, – сообщила она. Встряхнув колокольчиком, добавила: – Надеюсь, ты сумеешь уговорить его остаться на бал, который устраивает посол Эдварде.

В следующее мгновение в столовой появился Росс – дворецкий. Карен получила короткую передышку.

– Мы готовы, Росс. Можешь подавать вино.

Дворецкий кивнул и, повернувшись к сервировочному столику, торжественно извлек из ведерка со льдом бутылку и насухо вытер ее.

Карен украдкой наблюдала за матерью. Та сидела очень прямо, с надменным видом. Росс был любимцем Ианты и, разумеется, англичанином, поэтому Карен терпеть его не могла.

– Мисс Хэмптон выпьет вина? – осведомился дворецкий.

Карен коротко кивнула и невольно поморщилась, заметив, что Росс уже стоит с ней рядом; этот человек умел передвигаться совершенно бесшумно и всегда появлялся неожиданно, точно призрак. В прежние годы она нередко видела дворецкого в ночных кошмарах и до сих пор вспоминала эти жуткие сны.

– Это очень легкое вино, моя дорогая, – проговорила Ианта, заметившая гримасу дочери. – Уверена, что один бокал не повредит тебе, не так ли, Баррет? – обратилась она к мужу.

Баррет едва заметно улыбнулся, однако промолчал.

– Что ж, Росс, пора подавать на стол, – продолжала Ианта. – Наконец-то наша дочь соизволила присоединиться к нам…

Дворецкий кивнул и бесшумно покинул столовую.

Карен вздохнула. Вечер был безнадежно испорчен. Родители снова начнут спорить, и опять придется кого-то поддерживать, хотя ей ужасно надоели эти ссоры. Карен твердо решила: в ее жизни не будет споров и ссор, она не станет такой, как ее родители, не станет пленницей брака по расчету; нет, лучше стать рабой любви и страсти, лучше!..

В этот момент на столе появилась баранья лопатка, поданная бесшумно ступающим Россом.

Карен снова вздохнула. В этот вечер она решила поговорить с отцом об Альфреде, вернее, о том, что у нее нет ни малейшего желания выходить за него замуж.

Вэнс Пакстон старался не смотреть на себя в зеркало. Даже не глядя в него, он чувствовал себя отвратительно. Тусклые голубые глаза. Припухшие веки. Разбитая нижняя губа. В общем, ужасное зрелище.

– Господи, – пробормотал он, глядя в пол, – ты наверняка был обо мне лучшего мнения.

Потянувшись к кувшину с водой, Вэнс опрокинул стоявшую на бюро пустую бутылку, но сумел подхватить ее, прежде чем она упала на пол. Прислонившись к бюро, Вэнс заглянул в горлышко бутылки. В нос ему ударил резкий запах бурбона, и он выронил бутылку. Однако она не разбилась.

Тяжко вздохнув, Пакстон сделал несколько шагов и опустился на кровать.

– Кажется, вчера вечером я не лучшим образом прославил Техас, – пробормотал он и тут же усмехнулся, глядя на сбитые в кровь костяшки пальцев.

Их было двое – два рослых молодых франта, похоже, из Вашингтона, ввалились в таверну «Робинз» с таким видом, словно они были там хозяевами. Эта таверна оказалась единственным местом, где можно было укрыться от столичной суеты и где не говорили о политике. Вэнс в этот вечер много пил и чуть не плакал от жалости к себе: он ни на мгновение не забывал о том, что ему предстоит еще месяц провести в этом проклятом городе, прежде чем можно будет собрать вещи, сесть на пароход и вернуться на просторы Техаса, на свое ранчо.

Вошедшие, уже изрядно подвыпившие, устроились напротив камина. Затем один из них, осмотревшись, заметил Вэнса и высказался по поводу его костюма. После чего, усмехаясь и гримасничая, принялся передразнивать Пакстона, копируя его техасский выговор. Однако техасец терпел. Терпел до тех пор, пока франт не усомнился в безупречной репутации его родственников.

Вэнс унаследовал не только нрав своих предков, но и их физическую силу. Что тотчас же и доказал. Вашингтонец, заговоривший о его происхождении, рухнул на пол как подкошенный. Приподнявшись и выплюнув собственные зубы, бедняга в недоумении уставился на Вэнса – слишком уж быстро все произошло.