– Коростылев!
– крикнул Белов.
– Езжай один! Мы пройдемся с Кириллом Семенычем.

– Нет, - попросил Сизов, - вы уж не гневайтесь, Иван Павлович, драгоценный, я один хочу пройтись.

Белов пожал плечами и сказал:

– Как вам будет угодно.

– Не сердитесь, дружище, - сказал Сизов, - пожалуйста, не сердитесь.

Белов ничего не ответил и, открыв дверцу машины, повалился на мягкое полосатое сиденье. Через несколько минут машина скрылась за поворотом. Катерок, злобно пофыркав, отвалился от дебаркадера и ушел на материк - к следующему поезду. И Сизов остался один.

3

Сизов шел по дороге, часто останавливаясь. Дышать было тяжело, и он широко разводил руки, а когда не помогало, опускался на большие валуны, прогретые мягким октябрьским солнцем.

Когда Сизов опускался на камни, тишина, лежавшая над островом, делалась осязаемой: ни единый звук не тревожил мир. Желтые листья дубов и березок казались неживыми из-за того, что не было ветра. Осенью в безветренные дни приморский лес кажется искусственным, словно рисованным на голубом холсте неба.

Отдышавшись, Сизов вставал с валунов и шел дальше. Около маленького домика дорожного мастера он встретился с плотником Теминым. Жилистый, длинноногий Темин шел в ватнике и резиновых сапогах, обливаясь потом. За спиной у него были мешок и ружье. Увидав Сизова, плотник заулыбался и еще издали закричал:

– Здоров, Семеныч!

– Здоров, Титыч!
– так же весело ответил ему Сизов.
– Ты это куда отправился?

– А на охоту, - быстрым говорком ответил Темин, - утки много идет, я ее на зиму готовлю. Она, вяленая-то, что твой конпот.

– Все ты "конпот" говоришь, - усмехнулся Сизов, - я тебя двадцать лет учу - компот. "М" надо говорить, а не "н", понимаешь?

– Да уж как не понять, - уклончиво ответил Темин, - ясно, как божий день, только "конпот" - оно звучнее, Семеныч...

Сизов снова усмехнулся и спросил:

– Ну, а дела как?

– Как сажа бела, - ответил Темин и отвел глаза, - идут дела, крутятся, обратно...

– Оленник новой оградой обнес?

Темин хмыкнул и ответил сердито:

– Обнес.

– А сын как? Не балует?

– Балует, окаянный! Вчера иду, а он с Нинкой-то, Макаровой, любовь крутит...

– Макара Иваныча дочь?

– Она.

– Уж так выросла?

– А чего им... Растут. Мы к земле, они, обратно, к небу.

Темин мельком посмотрел на Сизова, хотел что-то спросить и не стал.

"Наверно, хотел спросить, почему я так плохо выгляжу, - подумал Сизов, - а вот не стал. Это оттого, что он добрый".

– Ну, Титыч, иди, - сказал Сизов, - а то зорьку прозеваешь.

– Пойду, - согласился Темин, - а вечером к тебе наведаюсь, разговор есть.

– Заходи.

– Утки принесу. Они сейчас жирные, что твои кабаны.

– Приноси.

Когда Темин ушел, Сизов почему-то сразу же вспомнил того молоденького врача в клинике. Это было в Москве. Сизову стало в гостинице плохо, и его увезли на "Скорой помощи" в больницу. Наутро молоденький врач, осматривавший его, бегло просмотрел анализы и шепнул своему коллеге, такому же молодому парню:

– Явный лейкоз.

Второй взял анализы, тоже посмотрел и сказал:

– Да, совершенно явно.

Сизов откашлялся и хрипло выговорил:

– Я знаю, что такое лейкоз. Я сам... ветеринар.

Кровь отлила от щек врача. Он сделался бледным, присел на край кровати и сказал:

– Я пошутил.

Сизов чувствовал, как у врача дрожали руки. И он сказал ему:

– Не нервничайте. Все правильно. Только, - он нашел в себе силу улыбнуться, - я более честен с моими пациентами, чем вы. Я никогда не пытаюсь их обмануть, как вы меня.
– Сизов поднялся на локте и попросил: Попросите, чтобы меня выписали.

Я поеду домой. Ведь я успею?

– Я только предполагал, - тихо сказал врач, - может быть, я ошибаюсь. Мы созовем консилиум... Только, пожалуйста, не говорите никому, что я так сболтнул...

Сизову показалось диким слово "сболтнул". Он растерянно посмотрел на доктора, увидал, что тому никак не больше двадцати пяти лет, и кивнул головой.

– Хорошо, я никому не скажу. Только выпишите меня.

– Подождите, - взмолился врач, - мы консилиум созовем.

– Ну знаете, бросьте, - рассердился Сизов, - нечего вам передо мной ваньку валять.