Семушкин Тихон Захарович
Шрифт:
– Ты еще будешь учить меня!.. Я во Владивостоке в райкоме...
– Для "материка" речь твоя превосходна, - перебил ее Андрей, - а здесь...
– Он пожал плечами и добавил: - Пустой звук. Без учета быта и нравов. Ты спроси у Лося, как он готовился к своим выступлениям. По неделе! Тогда и толк бывал. Это дело с виду только кажется простым. Хорошо, что Айе убежал... Ты меня извини, а я все-таки, оказавшись переводчиком, по-своему перевел твое выступление.
– А что такое?
– взволнованно спросила Наталья Семеновна.
– Ну, об этом потом поговорим. Садись, Тыгрена, поближе к столу. Будем пить чай. Помнишь, как мы пили чай у старика Вааля? Хороший был человек!
– Да, - тихо и робко сказала Тыгрена, следя за русскими.
Тыгрене казалось, что Андрей, молодой начальник, ругал русскую женщину за то, что она привела ее, жену Алитета, в его жилище. Она села к столу. Движением плеч спустила по пояс свою кухлянку, и рукава с росомашьей опушкой упали к полу. На ней было ярко-красное платье. От жары лицо разрумянилось. Две толстые косы лежали на высокой груди. Встряхнув головой, она перекинула косы за спину.
– Пей чай, Тыгрена. Мне приятно угощать тебя. А вот Алитету я не дал бы и чашки чаю. Плохой он, - сказал Андрей, словно угадывая ее мысли.
Тыгрена молча вскинула глаза на Андрея.
– Я убежала от него и не вернусь в Энмакай. Наверно, он захочет приехать сюда и отбить меня. Очень злым стал.
– Ничего, Тыгрена. Здесь он будет кротким, как заяц. Мы его отсюда выставим так, что он не забудет этого до самой смерти.
– Не знаю... У Айе яранга здесь есть?
– Да, конечно. Вот рядом со мной его комната.
Теперь Наталья Семеновна прислушивалась к непонятному разговору, следя за выражением лица Тыгрены.
– Андрюша, переводи, пожалуйста, дословно все, что говорит она. Ты сам все равно никогда не поймешь женщину.
– Учись сама говорить.
– Андрей Михайлович, вы говорите глупости. Вы отлично знаете, что за один день я не могу овладеть языком. Право, я была лучшего мнения о вас, вспыхнув, сказала Наталья Семеновна.
– Подожди, подожди, Наталья Семеновна. Мне не хочется прерывать разговора с ней.
– У меня трудная жизнь, - рассказывала Тыгрена.
– Сколько зим она тянется! Постоянно сердце хочет кричать от боли. Сколько раз я хотела зарезать себя!..
Вошли Лось и Айе.
– Вот это не дело. Там люди собрались, а вы уединились, - сказал Лось.
– Никита Сергеевич, и здесь важное дело, - сказал Андрей, с улыбкой глядя на Айе.
– Тут свадьбой пахнет.
– Замечательно! Люблю гулять на свадьбах. Это Тыгрена? Здравствуй, Тыгрена.
– Лось с веселой улыбкой подал руку Тыгрене, она испуганно протянула ему свою.
Лось говорил с ней мягко, ласково, а Айе, наблюдая за ними, испытывал сладчайшие минуты в своей жизни. Ноги его задрожали от переполнившей сердце радости, и Айе сел на пол в своем новом костюме.
Лось смеялся, шутил. Таким Тыгрена еще никогда его не видела, она думала, что этот человек, носивший бороду, не умеет смеяться.
– Ну что же? Женитьбенную бумагу будем делать, - сказал Лось и, увидев Айе, сидящего на полу около двери, широко развел руками: - Дружище! Что же ты сидишь так? В Москве, что ли, научился?
– Я забылся, - смущенно проговорил Айе.
Пришли Ярак и Ваамчо.
– А где же Мэри?
– спросил Лось.
– Она теперь всю ночь будет угощать приезжих. Очень ей это нравится, - сказал Ваамчо.
– Ну, добре. Садись, Ваамчо.
Но Ваамчо чувствовал себя стесненно. Он думал, что Айе и Ярак перестали быть его товарищами, они были в русских одеждах.
– Раздевайся, Ваамчо. Будешь моим гостем, - предложил Андрей.
Смущаясь, Ваамчо тихо сказал:
– Учитель дал мне рубашку, а я второпях забыл ее надеть.
– Ах, вон что! Ну, пойдем сюда.
Они зашли в комнату Айе, и вскоре Ваамчо вернулся в рубашке и пиджаке.
Увидев его в этом наряде, Тыгрена звонко рассмеялась.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Прибывшие на праздник гости бродят по новостройке толпами. Они все разглядывают с любопытством. Сколько здесь дерева! Из каждой дощечки можно сделать весло, каждая щепочка - большая ценность в этой безлесной стране.
Внимание гостей привлекают два огромных дома, которые так неожиданно выросли здесь. Прибрежная полоса извечно была вотчиной несметных стай уток: белокрылых, вилохвостых, серебристых. Бойкие кулички спокойно бегали здесь по намывному песку.