Семушкин Тихон Захарович
Шрифт:
В стороне от моря пролетали другие "дачники": лебеди, белые и голубые гуси, рогатые жаворонки, пуночки, подорожники. Тихие, спокойные места!
И вот этот берег завален бревнами, досками и разными строительными материалами.
С тех пор как ушли корабли, ежедневно эти тихие места оглашаются стуком топоров, визжанием пил, говором советских людей. Необычно стало на этом берегу.
Доктор Петр Петрович стоит в толпе охотников и, показывая бумажную мишень Осоавиахима, тыча пальцем в нарисованные круги, с возбуждением говорит на общедоступном языке:
– Пух! Пух!
Охотники смеются и отрицательно покачивают головами. Они стоят с винчестерами в руках, готовясь к состязанию в стрельбе. В стороне, поблескивая донышками, лежат бутылки.
К доктору подходит пожилой охотник и рукой отстраняет бумажную мишень. Показывая на бутылки, он очень серьезно говорит:
– Голова тюленя лежит на воде, как бутылка на снегу. Бумага - плохо, а бутылка - хорошо. Она все равно что тюлень на воде.
Но доктор упорно и настойчиво твердит свое:
– Пух! Пух!
Кое-где уже раздаются ружейные выстрелы - это идет тренировка.
Пришли Лось, Андрей, Ярак, Айе и Тыгрена с Натальей Семеновной. Хочется быть веселой и Тыгрене, но какое-то чувство неуверенности в своих поступках тяготит ее. Слишком много любопытствующих глаз.
Вот стоит толпа нарядно одетых женщин. Заметив Тыгрену, они зашушукались, и Тыгрена хорошо знает, что они шепчутся о ней. Женщины сами не знают, как отнестись к поступку Тыгрены. Даже старики и те пришли в замешательство: как оценить бегство Тыгрены под защиту русских? Она нарушила обычай народа, но ведь и сам Алитет нарушил его, когда отнял ее у Айе. Русские, должно быть, одобряют поступок ее: вон как приветливо разговаривают с ней.
Ильич стоял в сторонке и неотрывно следил за лицом Тыгрены. Наконец он подошел к ней и заговорил:
– Тыгрена, эти русские - справедливые люди. Они искатели правды. Ты ведь давно была предназначена в жены Айе. Вот русские тебе и помогут.
Тыгрена внимательно слушает старика, и радостное чувство охватывает ее все более и более. Она улыбается.
– Спасибо тебе, Ильич. У тебя доброе сердце.
– Иди. Тыгрена, состязайся. Ты ведь хорошо стреляешь.
Охотник уже сидел на снегу, высоко подняв колени, - упор при стрельбе.
– Тыгрена, вот тебе ружье, очень хорошее ружье, - предложил Айе.
Тыгрена волновалась, глаза ее заблестели. Она внимательно осмотрела винчестер, пощупала мушку и возвратила его Айе:
– Я не буду стрелять, Айе, Чужое ружье. Промахнешься - люди смеяться будут.
– Это хорошее ружье, мое ружье.
– Нет! И без того люди слишком много разговаривают обо мне. Стреляй сам.
Выстрелы уже гремели. Охотники с нетерпением ожидали своей очереди. Ведь, кроме почета и всеобщего признания, победитель в соревновании получит примус, банку керосина и десять пачек патронов!
С замиранием сердца каждый прицеливался а свою бутылку. Ружейный гул наполнял сердца охотников радостью. Уже отгремело свыше трехсот выстрелов, как бы салютуя новому празднику на этих холодных берегах.
Парни бегают к бутылкам и громко выкрикивают имена охотников, попавших в цель. Волнение все более и более охватывает людей.
– Айе, - вдруг сказала Тыгрена, - пожалуй, давай мне ружье.
– Бери, бери!
– Айе с радостью подал ружье.
– Ваамчо попал только два раза, а нужно три.
Садясь на снег, Тыгрена посмотрела на Ваамчо и, смеясь, сказала:
– Эх ты, Ваамчо! Примус потерял.
Ваамчо смутился и промолчал.
Раздался выстрел Тыгрены, и Айе стремительно побежал проверить.
– Есть, есть!
– радостно кричал он. Айе отступил от бутылки на шаг и закричал: - Стреляй еще!
– Уйди подальше. Дрогнет рука - беда будет!
– крикнул кто-то из толпы.
– Стреляй, стреляй, Тыгрена!
– настойчиво кричал Айе, веря в глаз Тыгрены, как в свой.
После второго меткого выстрела Айе схватил бутылку и, на весу подставляя донышко ее, крикнул:
– Так стреляй, Тыгрена! В руке пусть будет бутылка!
Тыгрена молча опустила ружье.
– С ума сошел этот парень!
– с укоризной сказал Ильич.
– Заставьте его положить бутылку на снег.
Раздался третий выстрел - и пуля прошла мимо цели.
– Глаз испортил мне Айе, - недовольно сказала Тыгрена.
Ваамчо сочувственно улыбнулся ей.
В полдень начался бег на собаках. Десятки нарт стояли наготове в один ряд. Псы скулили и нетерпеливо рвались вперед.