Семушкин Тихон Захарович
Шрифт:
Пошел я в стадо. Попробуйте-ка хорошенько охранять оленей! Заставьте их все время пастись, не давайте им ложиться. Заставьте их все время щипать мох, чтобы жирными были Ой, как трудно! В пургу не спишь, стережешь от волков. Бегаешь сам, как волк. Ну, в хорошую погоду капканы ставишь. Песцов ловишь.
Потом Эчавто приехал сам в стадо на красивых белых оленях.
"Айе, - говорит он, - вижу я, не напрасно жадноедящий ты. Оленей устерег и песцовые шкурки добыл. Дай-ка их сюда. Ух, глаза мои не видели таких! Их, говорит, надо обменять на товары у самого Чарли Красного Носа. Алитет посчитает их за обычные. Скажет: раз хвост, два хвост, три хвост. Сосни до восхода солнца под брюхом оленя и ступай в торговую ярангу. Надень мои снегоступы, они крепкие, путь далекий. Вернешься - также будешь стеречь оленей. Через три года девку дам тебе". А мне его девка не нужна. Сердце захотело на берег. Людей приморских посмотреть. Разговоры послушать. Весело на берегу. Везде люди, а там только олени. И вот я пошел. Через два дня в долине Заячьи Тропы смотрю - костер горит. Упряжка собак, палатка стоит. Подбегаю, смотрю - русский. Издалека едет, три месяца едет. Едет на Чукотский Нос. Называет себя начальником. Какой начальник, совсем бороды нет! Спрашивает: "До Чукотского Носа далеко?" "Близко. Один день на собаках".
– "О, только один день? Тогда собаки пусть еще отдохнут. Садись, говорит, чай будешь пить?"
Сахар, сухари, мясо в железных банках, табак - все есть. Может, и вправду начальник? Всю ночь не спали, говорили. Про все расспрашивал. У меня горло высохло от разговора. А он все спрашивает. Потом сам стал говорить. Такое говорил, все перепуталось у меня в голове. Рассказывал: там, на Большой земле русской, война была. Помните, слухи были? Богатые дрались с бедными. Всех богатых прогнали, и такие вот, как мы, простые люди сами начальниками стали, сами закон делают. Про Чарли, про Алитета говорил. Сказал: американа выгонит с этого берега. И Алитета тоже. "Вот, говорит, тебя поставим торговать".
Айе засмеялся.
– Молодой он, какой начальник? Говорит, на Чукотском Носу скоро тоже будет новый закон жизни и этот закон пойдет по всему берегу, по всей тундре. Наверное, сам не знает, что говорит...
В пологе стояла тишина. Еще никогда никто не рассказывал здесь таких сказок. И откуда Айе научился так рассказывать? Не с духами ли он встречался в долине Заячьи Тропы? Кто знает, с кем человек может встретиться?
– По-нашему говорит?
– спросил один сомневающийся охотник.
– Да, - ответил Айе.
– Не очень хорошо, а понять все-таки можно.
– Это не человек, дух он, - заключил все тот же охотник.
– Нет, не дух он, человек. Разговаривать по-нашему научил его один старик с Большой земли. Царь ссылал его в Колымскую землю. Богораз его зовут.
– А куда девался этот русский?
– Он подвез меня и поехал прямо на Чукотский Нос. Я говорил ему: "Там не проедешь. Горы там стоят поперек. Одно ущелье, правда, есть, но в него не попадешь".
– "Проеду", - говорит он. Смелый! Бумага у него. На ней нарисованы реки, берег, море. "Ну, как хочешь", - говорю. Он долго тряс мне руку и сказал: "Да свиданья, Айе! Мы еще с тобой встретимся. Мы еще с тобой будем и здесь переделывать жизнь по-новому..." Чудной человек! Переделывать жизнь! Ярангу переделать и то трудно. Не знаю, что за человек.
– Это все-таки не человек, - сказал тот же охотник, - это дух.
Айе рассердился и, глядя в упор на охотника, спросил:
– Тебе приходилось разговаривать с духами?
– Я не шаман, чтобы разговаривать с ними.
– А я, выходит, шаман?
– озадачил его Айе.
– Я разговаривал с ним, как с живым человеком. Во сне у него упала шапка с головы. Я пощупал его волосы и потихоньку надел ему шапку. Волосы были мягкие, как у молодого пыжика, и белые, белые, как трава, выжженная солнцем. Его глаза как голубое небо в длинный ясный день. Он настоящий человек, с сердцем добрым и мягким.
– Настоящий человек той дорогой не поедет на Чукотский Нос. Дух он с голубыми глазами и мягкими волосами. Ему все равно где ехать.
– Безумец ты!
– окончательно рассердившись, чуть не крикнул Айе.
– Никакой он не дух. Обыкновенный белолицый и голубоглазый человек, вмешался Ярак и, придвинувшись поближе к Айе, тихо спросил: - Он привез русский закон - закон белых людей?
– Не знаю, - уклончиво ответил Айе.
– Таньгам нельзя верить. Я их много видел на американских китобойцах, - сказал Ярак.
– Они большие выдумщики и обманщики. Их никогда не поймешь. У них закон как ветер: дует то в одну сторону, то в другую. А как зовут его, этого русского?
– Андрей, - сказал Айе.
– Глаза у него добрые, как будто правду говорят.
В полог влез Ваамчо, а вслед за ним Тыгрена. Она опустила с плеч свой нарядный керкер и села у входа.
– Какомэй, Тыгрена!
– смущенно и радостно вскрикнул Айе, привстав на колено.
– Ты торговым человеком стала? Стала ездить в торгующие яранги?
Тыгрена молча смотрела на Айе.
– Рассказывай, рассказывай, Айе!
– кричали со всех сторон охотники.
– Твои сказки интересно слушать.
– Ты научился в тундре хорошо рассказывать.
– Про безбородого расскажи еще.
Ваамчо нагнулся к соседу и тихо спросил:
– О чем говорит Айе?
– Интересные новости. Очень. Такие новости я никогда не слышал.
– Ну, рассказывай, Айе! Что же ты перестал?
– попросил Ваамчо.
Но Айе при виде Тыгрены утратил способность говорить. Ему хотелось спросить Тыгрену, как она живет, о чем она думает, но при таком сборище стыдно было спрашивать. Ведь все знали, что женоотниматель Алитет отобрал у него Тыгрену. Еще на смех поднимут. Люди разные.