Она снова взглянула на меня. Теперь в глазах почти извиняющееся выражение. И голос стал мягче, просто грустный:

— Я по жизни такая. Из-за этого и торчу здесь без копья в кармане… и, — она поглядела на людей за соседними столами, — тошнит от всего, от всех.

— Н-да, тяжелый случай.

Не очень-то благодушная получается беседа после трудового дня… Я закурил. Валя тоже вытянула сигарету из пачки, но перед тем, как щелкнуть зажигалкой, для приличия спросила:

— Можно?

Я кивнул, конечно. Что еще оставалось?

— Я редко курю. Если выпью только или разволнуюсь, — посчитала она нужным оправдаться. — Сейчас вот что-то разволновалась. Как-то все…

— Надоело? — усмехнулся я.

— Ну да…

— А вот мне однажды надоело так, по-настоящему, я сел и приехал в Питер. Делом занялся… — Я понял, что меня понесло. — Теперь как белка кручусь, поездки вот, то-сё, зато нет времени депрессовать. Двести с лишним точек, где мой товар продается. Документация, поставщики, налоги, крыша… Но, понимаешь, хоть по вечерам с ног валюсь, сплю, бывает, по три часа, а в душе как-то так хорошо…

— Везунчик.

— Не глумись, — я поморщился, — я же серьезно…

— Глумятся знаешь над кем? Или над святыми, или над трупами.

— А ну тебя. — Мне стало обидно. — Села за мой столик, вино мое пьешь и начинаешь тут же… Иди вон, — я кивнул направо, где молча пили водку трое парней, почти превратившихся в мужиков, — их подкалывай. Посмотрим, как они реагировать станут. Вряд ли, думаю, рады будут…

— Ну все, извини. Просто не могу я иначе теперь. Я не со зла… — Она вздохнула, покрутила пальцами ножку почти пустого бокала. — Слушай, ты бы не мог еще бутербродик купить? Есть очень хочется.

Я посмотрел на нее; она не отвела глаза. Красивые, почти черные, горячие и какие-то грустные, одинокие, затравленные…

— Слушай, — предложил я, — давай как люди посидим? Там, я видел, пельмени есть, тефтели… Бутылку водки возьмем. Поговорим. У, как?

— Я не против. Водку с закуской можно. И… — она вроде собралась усмехнуться, но вовремя изменила усмешку на довольно-таки приветливую улыбку, — и поговорить тоже…

Я поднялся.

— Что возьмем — пельмени, тефтели?

— Лучше тефтели с пюре. И, если можно, салатик какой-нибудь…

Как добрались до гостиницы, не помню. Пришел в себя лишь в момент разговора с водителем. Точнее, вспоминая, как его имя. То ли Георгий, то ли Геннадий…

— Это, — я стоял в дверях, обеими руками держась за косяки, — это… Геннадий… Георгий… простите, забыл…

— Гена, — подсказал он, поднимаясь с кровати. — А что такое-то?

— Да надо… вы бы не могли… на полчаса… Нам тут надо…

— Я тебе не проститутка! — визгнула за моей спиной Валя и зашагала по коридору.

Я рванулся за ней, поймал руку.

— Погоди, я не в том смысле… просто же поговорить.

Что-то мне все надо было с ней поговорить, и мы, кажется, долго говорили в кафе «Калевала», до самого закрытия, но из памяти выпало — о чем именно.

— Погоди… пошли…

Она отдернула руку, и я чуть не упал. Я думал, она уйдет, даже в душе желал этого. Нет, она остановилась и со злобой и выжиданием уставилась на меня.

— Ну чего ты? — забормотал я миролюбиво. — Давай по-хорошему… И выпить еще осталось ведь.

Из номера вышел Геннадий, сказал, будто оправдываясь:

— Машину поглядеть надо.

— Да-да, хорошо, — мельком кивнул ему я и взял девушку за запястье. Пошли, Валь, посидим.

Она пошла.

Выставил на журнальный столик бутылку «Праздничной», упал в кресло.

— Будь как дома!.. Нормальная конура? Даже вон телик есть. И душ…

Валя хмыкнула, присела на стул.

— Да лучше в кресло. Удобное… Или, — мне стало весело, — или, ха-ха, ко мне на колени!

— Давай лучше выпьем.

— Дава-ай!

Я плеснул водки в стоящие рядом с мутным графином стаканы.

— Поехали.

Глотнул, подавился, по подбородку потекли горячие ручейки.

— Ты что-то совсем, — с брезгливостью и, кажется, жалостью заметила Валя.

— Разучился, понимаешь, бухать… Эти «новые русские», они всё чаек, минералочку… До ста лет прожить собираются… У-у, — на меня вдруг нахлынула дикая злоба, — ненавижу!.. — Я еще раз налил водки и на этот раз выпил удачно. — Зна… знаешь, Валь, так омерзительно! Ведь спекулянты мы, дешевые спекулянты, правду про нас говорят. Там люди ботинки делают, пашут, а мы, сволочи!.. — Говорил я в тот момент совершенно искренне, даже готов был разрыдаться. — Домой хочу, в Сибирь. Помидоры рбостить… Мы с родителями своими руками… Из вот такой вот семечки… еще зимой, в ящиках на подоконнике… И потом радость такая, когда куст по грудь, весь в «бычьем сердце». Знаешь, какая радость!