– Это все от глупости, - невозмутимо и серьезно объяснил дед.
– Спасибо должен бы сказать, что не зевает... Это третий, говоришь?

– Ну да, третий.

– И все мальчишки?

– Все мальчишки... Иван, Петра, а этот - Семен.

– Ну вот те и помощники... Приедешь, а они уж готовые.

– Да ведь чудак ты тоже, - чьи они? Шут их знает!.. Ведь в отпуска-то я не ездил. Вот что обидно!
– с сердцем плюнул наземь солдат.

– Чьи, чьи!.. Божьи, вот те и чьи!.. Подумаешь, важное дело какое: чьи?.. Отцом будут кликать, и ладно. Главное, что помощники... Я вот лет шесть, как сюда в Панино-то пришел... Приехал, скажем, назад с Кавказа, в Батуме служил, и схватил я, брат, там лихорадку... Трясла и трясла подлая; так с ней и приехал. Время летнее, все на поле, как есть некому за мной походить... Лежу на печке, - пить хочется смерть, а подать некому... Вижу, вот этот самый Санька по полу путешествует... Я к нему: "Санька, мол, дай воды, сделай милость!.." Шел ему тогда третий год, не говорил еще ни аза, так, мамакал... И что ж ты думаешь? Ведь понял! Гляжу, тащит кружку больше себя ростом, вон оно как!

Санька, услышав про этот основательно забытый им подвиг, просиял и сконфузился.

– Это ты верно, - согласился солдат, - это ты диствительно: помощники... Хозяйство у нас порядочное... Пахать выедут со времем... Это ты правильно... Только вот ребята смеются.

– А ты наплюй!.. Небось живо отлипнут.

– Это так... Если не злиться, - отлипнут... Ну, и в селе у нас тоже не помилуют, как приедешь: в отделку засмеют.

– За-сме-ют... А ты возьми да сам смейся.

– Как это - смейся?

– Так, очень просто: смейся да и все... Вот, мол, так жена у меня хват! Целых трех наследников мне приготовила... Главное, не злись, а смейся!

– И в сам деле правда.

– Жену поучи, потому что не по закону. Ну, тоже не очень учи: баба молодая, кругом народ, соблаз... А с мужиками смейся... Вот те и все.

– Мозговитый ты, дед, оказался, ей-богу мозговитый!
– повеселел солдат.
– Давай-ка мы с тобой водочки выпьем за хорошее знакомство.
– Он достал из широкого кармана начатую бутылку.

– Значит, на солдат наплевать?

– Ну да, наплевать.

– А с мужиками смеяться?

– Конешно.

– А жену за хвост, - не балуйся?

– Само собою.

– Ладно... А закусить у тебя есть что?

– Найдем... Авось не паны, закусим.

Солдат улыбался весело и довольно, устанавливая на траве бутылку; дед выкатывал палкой из костра печеные картошки, сильно пахнущие дымом и с обгорелыми боками; Санька жадно смотрел на обоих.

Солнце лениво ползло по небу, чуть заметно опускаясь к горизонту.

Из легкого тумана выступил белый железнодорожный мост с открытой темной, глубокой пастью, мост далекий и оттого казавшийся призрачным. К нему приближался, свистя и дымя, длинный товарный поезд. В колыхавшейся внизу дымке ясно отражались его вагоны с бегущими колесами, и казалось, что идут два поезда - один вверху, другой внизу, а колеса у них общие.

Дед рассказывал солдату о Кавказе и Сибири, которую он прошел до Иркутска, и Саньке очень хотелось слушать, но помешали коровы. Ими густо расцветилась вся опушка, и от их движений дрожали кусты.

Когда Санька снова подошел к огоньку, бутылка была почти пуста. Глаза у солдата потускнели, и усы обвисли, а у деда отяжелели и опустились густые брови.

– Так-то оно так, - говорил солдат, - и баба молодая и я на службе, а все-таки это нехорошо она поступает, - грех!

– Вот грех!
– ухмыльнулся дед.
– Грех в орех, а зернышко в рот... Какой там грех!..

– Нет, это ты напрасно, - обиделся солдат, - попу на духу все ведь придется отвечать, не скроешься.

– Попу! Скажешь тоже! Сам-то он чем лучше?

– Что это ты, дед, все врешь? Право, ей-богу, тошно слушать! Старый ты человек, а все врешь!

На лице солдата выступили одновременно изумление, негодование и жалость.

– Нет, ты постой, ты не тоскуй, парень, - ухмыльнулся дед.
– Ведь сказано в Писании, что человек от земли произошел?

– Ну?

– А душу-то ему бог от себя вдунул?

– Ну?

– Ну вот, ты и замечай, - заранее торжествуя, замигал бровями старик. Умер человек, я, примерно, - и ведь земля в землю, ведь это земля все? ковырнул он себя по груди коричневым пальцем.

– Ну?
– согласился солдат.

– Ну и выходит, земля в землю, а душа предстанет перед судищем... душа-то, понимаешь? Душу, значит, и будут судить, а ведь она - божья? Разве я ее сам такую на базаре купил? Ее бог вдунул, - чего ж ее судить? А тело-то суди не суди, оно все - земля, землей и будет... Выходит, что и судить-то некого, понял? Так я говорю?..

– Врешь ты все!
– мрачно процедил сквозь зубы солдат, и лицо его вдруг стало темным и злым.

– Чем же врешь-то?
– серьезно спросил дед.