— На, спрячь, — сунула она ключ Алексею Фомичу, который рокотал, направляясь к лестнице:

— Вон в какую мы историю попали, а?.. Вот тебе и Севастополь!

Как ни спешили они одеться, оказалось, что из своего коридора они выходили последними. Но на лестнице, освещенной теперь небольшими керосиновыми лампочками, им удалось все-таки спросить какого-то чубатенького парнишку:

— Что это, зарево или светает?

Парнишка бросил им в ответ два какие-то ни с чем несообразные слова: "Море горит!" — и загромыхал по ступенькам лестницы на каблуках.

— Должно быть, морской бой… да иначе и быть не должно, — пытался догадаться Сыромолотов. — «Гебен» палит в наших, они в него…

— Отчего же залпов больше не слышно? — спросила Надя уже на нижней лестнице.

— Подожди, выйдем — услышим, — обнадежил ее Алексей Фомич.

Но ничего не услышали они, когда вышли из гостиницы. На площади было темно, а в небе над бухтой краснело-желтело зарево; кругом около них бежали куда-то люди.

— Куда вы? — спросила Надя кого-то из бежавших.

— На Графскую! — ответили ей.

— Стало быть, и нам надо на Графскую, — решил Алексей Фомич.

Графская пристань от гостиницы Киста была недалеко, но тяжелому Сыромолотову показалось, что шли они долго: это потому, что Надя почти летела вперед, безостановочно твердя одно и то же:

— Там что-то теперь ужасное происходит в бухте, ты пойми, а там Михаил Петрович!.. И как же теперь себя чувствует Нюра?.. Мы должны сейчас к ней ехать, сейчас же!.. Вот узнаем, что там такое, и к ней, чтоб ее успокоить!.. Ведь она должна быть спокойной перед такой операцией, а тут вдруг кто-то крикнул: "Море горит!" Какой ужас!.. Господи, какой ужас!

— Чепуха!.. Как это "море горит"?.. А ты и поверила! — пробасил Алексей Фомич.

Но около кто-то из темноты отозвался на это:

— Не знаете, как море горит? Очень просто: нефть на воде горит!

— Вот! Ты слышишь? — подхватила это Надя. — Вон какой ужас!

Сыромолотов держал Надю за локоть, чтобы она не слишком рвалась вперед, она же все-таки вырывалась, чтобы поспеть за другими. Ему приходилось делать непривычно большие шаги; у него начиналась одышка.

Наконец, подошли к такой густой толпе, сквозь которую нельзя уж было пробиться. Да и следом за ними подбегали новые толпы, и оттуда, запыхавшись, кричали:

— Что, братцы, там, а?.. Какой это корабль горит?

— Ты слышишь? Корабль горит! — закричала Надя Сыромолотову.

— Ну, значит, подбили, вот и горит, — объяснил он ей.

— Какой черт подбили! — гаркнул кто-то около. — Чем это подбили? Взорвали, а не подбили!

И еще кто-то около:

— Подводная лодка подошла!.. Мину пустила!

— Торпеду, а не мину!

— А не один ли черт? Сказал тоже!

— Да какой же корабль наш горит? — почти простонала Надя, обращаясь ни к кому и ко всем.

И чей-то суровый мужской голос спереди ответил ей:

— Вот тебе на, — не знает какой! Дредноут «Мария»!

Надя не прижалась к Алексею Фомичу при этих словах, — она просто упала на него всем телом, и, обняв ее всю, он бормотал тоже ошеломленно:

— Ну, не надо, Надюша, не надо, милая… Возьми себя в руки!.. Может, это и враки, — почем они знают и в самом деле?.. И нам ведь к Нюре надо ехать сейчас, к Нюре!..

О Нюре не забыла, конечно, Надя, как ни была поражена тем, что услыхала. Она поспешно вытерла глаза и кинулась в толпу, прихлынувшую сзади. Однако протиснуться сквозь нее, пожалуй, не могла бы, если бы не мощная работа Алексея Фомича руками и плечами. При этом спрашивали у него:

— Что горит?.. Какой корабль погиб?

Он же бормотал на это однообразно:

— Неизвестно… Ничего неизвестно!

Знакомой уж им Нахимовской улицей, ежеминутно уступая дорогу бегущим к пристани людям, добрались они до Рыбного переулка.

Они боялись испугать Нюру даже одним своим появлением в такой ранний час (было около семи), и Надя придумывала на ходу, как она потихоньку постучится в дверь и что именно скажет о приходе. Но тут раздался новый взрыв, отчего даже тротуар под ногами вздрогнул, как при землетрясении, и в небо высоко взлетело если не пламя, то такое, что стоило пламени по силе света, и Надя снова упала на грудь Алексея Фомича…

В окнах дома номер шесть они увидели свет ламп, и стучать в дверь комнаты Нюры не пришлось: Нюра стояла уже одетая и спрашивала их так же, как они спрашивали в гостинице:

— Что это, «Гебен» подошел?.. Это наши дали сейчас залп с крепости?

— Именно, он, подлец, "Гебен"! — мгновенно придумал Алексей Фомич. — А с него гидроплан слетел и к нам, но его тут же подбили, и он горит, — показал на небо через окно.

Нюра поглядела на зарево и заметила довольно спокойно:

— Только зарево что-то очень большое…