– Я думаю, мы все того хотим, - мягко сказал Роберт.
– Но, Мартин, когда ты вернешься назад, может быть, ты увидишь, что и там есть карусели, духовые оркестры и летние ночи. Может, ты просте не туда смотрел? Ты не должен глядеть назад, Мартин. Попробуй глядеть вперед.

Он замолчал. Мартин посмотрел на отца. Он чувствовал любовь к нему, безграничную нежность и единение, более глубокое, нежели единение плоти.

– Может быть, папа, - сказал он.
– Может быть. Пока, папа.

Роберт сделал несколько шагов прочь, остановился, постоял немного и повернулся к Мартину.

– Пока... сынок, - сказал он.

Немного погодя он исчез в темноте. Позади Мартина пришла в движение карусель. Не было огней, не было шума, только призрачные фигурки лошадок бежали по кругу. Мартин шагнул на вращающийся круг, поближе к тихому табунку деревянных жеребят с рисоваными глазами, бегущих по кругу в ночи. Карусель сделала полный круг настала останавливаться. На ней никого не было. Мартин Слоун исчез.

Мартин Слоун вошел в аптеку. Это была та самая, которую он помнил мальчишкой, но кроме общей планировки помещения и лесенки, ведущей в контору с крохотного балкончика, она ничем не напоминала место, которое он помнил. Она была светлой, с рядами люминесцентных ламп, с грохочущим блестящим музыкальным автоматом, новехоньким сатуратором, сверкающим хромом. Аптека была полна студентов. Некоторые танцевали, некоторые пили пиво из больших кружек, собравшись в углу у окна. Работал кондиционер, и было довольно прохладно. Мартин прошел сквозь сигаретный дым, сквозь рев рок-н-ролла и смех студентов. Его глаза шарили по сторонам, пытаясь отыскать хоть что-то знакомое. Молодой продавец улыбнулся ему.

– Хай, - сказал он.- Что-нибудь надо?

Мартин уселся на хромированный стул, обтянутый кожей.

– Может, шоколадной газировки?
– попросил он парнишку у фонтанчика. Мороженого - три ложки.

– Три ложки?
– повторил продавец.
– Конечно, я могу положить вам три ложки. Но это будет дороже. Тридцать пять центов. О'кей?

Мартин грустновато улыбнулся.

– Значит, тридцать пять центов?
– Его глаза снова обежали помещение. Вы что-нибудь знаете о старом мистере Уилсоне?
– спросил он.
– Когда-то он владел этой аптекой.

– О, он умер, - ответил продавец.
– Давным-давно. Лет пятнадцать, а то и двадцать. Какого мороженого положить? Шоколадного? Ванильного?

Мартин не слышал его.

– Ванильного?
– повторил продавец.

– Знаете, я передумал, - сказал Мартин.
– Пожалуй, я обойдусь газировкой.
– Он стал вставать и покачнулся. Правая нога опять подвела его.
– Эти стулья не годятся для калек, - сказал он с грустной усмешкой.

Продавец с интересом взглянул на него.

– Пожалуй. Это вас на войне?

– Что?

– Ваша нога. Это на войне?

– Нет, - ответил Мартин задумчиво.
– Когда-то, еще мальчишкой, я упал с карусели. Странный это был случай.

Продавец прищелкнул пальцами.

– Карусель! Слушайте, а я ведь помню карусель! Ее сломали всего несколько лет назад. А жаль.
– Он с симпатией улыбнулся Мартину.
– Слегка опоздали, а?

– Что?
– спросил Мартин.

– Я говорю, слегка опоздали?

Мартин долгим взглядом обвел аптеку.

– Да, - тихо сказал он.
– И очень.

Он вышел в жаркий летний день. Жаркий летний день, который в календаре значился как 26 июня 1959 года. Он прошел по центральной улице и вышел за город, держа путь к заправке, где оставил машину, чтобы в ней сменили масло и подтянули все гайки. Так давно это было. Он шел медленно, чуть приволакивая правую ногу, по пыльной обочине скоростного шоссе.

На заправке он заплатил парнишке, сел в машину, развернулся и покатил в сторону Нью-Йорка. Лишь мельком оглянулся он на табличку "Хоумвуд, 1,5 мили". Надпись лгала. Он точно знал это. Хоумвуд был дальше. Много дальше.

Высокий человек в костюме от "Брукс Бразерс", сидящий в красном "мерседесе", крепко сжимая баранку, медленно ехал на юг, к Нью-Йорку. Он не знал толком, что ждет его в конце пути. Но точно знал, что открыл нечто для себя. Хоумвуд. Хоумвуд, штат НьюЙорк. До него нельзя дойти пешком.