Наделенный едким остроумием, Клишко не раз вызывал своими репликами смех и пользовался этим приемом, чтобы разрядить периодически напрягавшуюся обстановку. Уже после того, как с грехом пополам удалось сверстать проект Заключительного коммюнике совещания и обсуждались организационные вопросы, возник жаркий спор - сообщать ли в печати точную дату предстоящего совещания компартий (24 апреля). Делегации соцстран были против, ссылаясь на то, что в нем примут участие генеральные секретари, они же главы государств, интересы безопасности требуют не давать иностранным разведкам шанса учинить какую-нибудь пакость или чего хуже - одним актом обезглавить социалистический лагерь. Нам возражали, что дата созыва совещания все равно окажется секретом полишинеля, поскольку в подготовительной встрече приняли участие в общей сложности полторы сотни человек. Представитель английской компартии заявил: "Ставлю сто фунтов стерлингов, что не успеем мы выйти из этого зала, как Би-би-си назовет день встречи коммунистов в Карловых Варах". Клишко нашелся, сказав, что готов поставить против английских фунтов сто польских злотых. Посмеялись и согласились с предложенным им компромиссом: назвать место совещания, не говоря о дате: "Пусть мучаются цэрэушники, правильно ли угадали".

Уже на встрече в Варшаве проявились разногласия, довольно четко распределившие европейские компартии на две группы - восточную, ведомую КПСС, и западную, равнявшуюся на Французскую и Итальянскую компартии. Правда, в той и другой время от времени находились нарушители групповой дисциплины, преподносившие сюрпризы своим лидерам. В нашем лагере время от времени демонстрировали свою независимость румыны и, скажем так, автономию поляки. Несколько небольших западных компартий, находившихся целиком на иждивении Москвы, отрабатывали гарантийной поддержкой нашей позиции. Спор же велся не столько вокруг теоретических вопросов - уже было молчаливо признано, что каждая партия вольна распорядиться, как ей угодно, марксистско-ленинским наследием и должна только присягнуть пролетарскому интернационализму. Яблоком раздора стало отношение к Пекину. В целом, разделяя нашу критику маоистского революционаризма, западноевропейские компартии были против прямых инвектив в адрес КПК, которые выглядели бы как ее отлучение от МКД. За этим стоял очевидный политический расчет - продемонстрировать независимость от Москвы и отмежеваться от опасной свары двух восточных исполинов. В своем кругу компартии вели геополитические игры, и пролетарский интернационализм не мешал повторять маневры представляемых ими держав.

В назначенный день делегации собрались в Карловых Варах. Чехословацкое правительство по этому случаю выделило 25 млн. крон. И без того чистый городок выскребли добела, выкрасили заново красавцы-отели в центре, приняли экстренные меры для надежной охраны высочайших особ. Что же касается самого совещания, то о нем и сказать-то нечего. В отличие от подготовительной встречи, где состоялось настоящее согласование позиций, заключительный этап свелся к произнесению монологов главами компартий. Сколько помню, никто из них даже не пытался как-то откликнуться на мнение своих коллег, просто зачитывал заранее заготовленный текст. В кулуарах и на банкете лидеры и их соратники имели возможность пообщаться, после чего разъехались довольные друг другом. Леонид Ильич решил возвращаться поездом через Прагу, а нам было дозволено лететь в Москву его самолетом.

С неделю после этого наша печать трубила о сплочении компартии на принципиальных основах марксизма-ленинизма, а китайская - о безуспешных попытках ревизионистов навязать революционным народам свой преступный курс. На деле это было не что иное, как одна из последних попыток продлить существование Коминтерна. При различной направленности есть некое сходство процессов в сфере международных партийных и государственных отношений. Общеевропейский процесс, как известно, начался с серии Совещаний по безопасности и сотрудничеству в Европе, которые затем переросли в соответствующую организацию - ОБСЕ. Пролетарская солидарность, напротив, начав с дисциплинированной и эффективной организации, "увяла" до периодических совещаний, чтобы затем вовсе угаснуть.

Следующая попытка вдохнуть жизнь в дряхлеющую коммунистическую солидарность была предпринята сразу после Карловых Вар. Там и была достигнута предварительная договоренность о созыве очередного международного совещания компартий. Возвратясь домой, Пономарев, не теряя ни минуты, принялся проталкивать эту идею. Обстановка, казалось, ей благоприятствовала. Плохо ли, хорошо, все-таки удалось найти общий язык с грандами европейского коммунизма ФКП и ИКП. Следующий после европейского крупный отряд компартий, латиноамериканский, следовал в фарватере КПСС. На стороне Пекина, кроме Албанской Партии труда, было всего несколько малозначных ультрареволюционных группировок, целиком содержавшихся на китайские деньги. То есть были реальные шансы на очередной триумф Москвы в качестве штаба мирового коммунистического и революционного движения.

Стоит вспомнить мою притчу о референте R. Ратуя за скорейшее проведение международного совещания, Суслов, Пономарев и другие сановитые международники держали в голове, что всякая кампания такого рода укрепляет их внутренние позиции и обещает достойную награду за не столь уж тяжелые и неприятные сами по себе труды. После Карловых Вар генсек вошел во вкус выступлений в роли "коммуниста No 1" планеты с трибуны международных форумов. Это обеспечивало благосклонное отношение к тем, кто их готовил. Международные отделы направили в ЦК записки о целесообразности безотлагательно начать работу по созыву международного совещания компартий, были приняты решения с соответствующими поручениями, работа закипела. Консультантов усадили сочинять проект вселенского коммунистического документа. Секретари ЦК и заместители заведующих отделами отправились в столицы соцстран для инструктажа коллег. После консультаций было решено избрать в качестве места подготовительной встречи Будапешт. Мне кажется, Кадар согласился на это, чтобы продемонстрировать, что Венгрия под его руководством залечила раны 56-го года и стала в ряд вполне респектабельных и надежных центров коммунистического движения. Знай он, во что выльется эта сомнительная честь, мудрый и осторожный венгерский руководитель предпочел бы от нее откреститься. Впрочем, может быть, на него просто нажали, приперев к стене все тем же безотказным доводом об интернациональном долге.

Дело в том, что вместо одной, на худой конец, двух-трех сходок, венгерской столице пришлось принять 10 или 11 туров "консультативной встречи" в течение 1968 года. По существу, с промежутком в месяц-полтора делегации нескольких десятков партий съезжались в Будапешт, проводили неделю в жарких дискуссиях, чтобы затем отправиться восвояси, доложить лидерам о содержании споров по документу, получить их согласие на небольшие подвижки и вернуться в венгерскую столицу для новых словопрений. Венграм пришлось надолго закрыть для туристов лучшую гостиницу города со знаменитыми серными ваннами и бассейнами "Геллерт", в которой размещались и заседали делегации. Всю эту ораву надо было кормить, обслуживать, по вечерам увеселять концертами и кинопросмотрами, а почетных гостей, в числе которых были, несомненно, секретари ЦК КПСС, приглашать на ужин в одном из экзотических ресторанчиков, которыми так богат "второй Париж".

Конечно, как всегда, бoльшую часть расходов взяла на себя КПСС, но хлопот сверх головы досталось все-таки венграм. Как хозяева встречи, они должны были взять на себя оформление и рассылку очередного проекта и многочисленных поправок к нему, вставлявшихся делегациями. Поскольку рабочим языком был русский, мы работали с нашими венгерскими коллегами как единая команда. Не знаю, как насчет национального менталитета, но всем нашим венгерским партнерам было присуще то, что можно назвать европейской политической культурой способность внимательно слушать собеседника, не отбрасывать с порога его доводы, терпимость к чужому мнению. Впрочем, настойчивость в отстаивании собственных взглядов при готовности к компромиссам свойственны, пожалуй, в равной мере всем малым народам Центральной и Восточной Европы, без этого они не смогли бы выжить и сохранить свою идентичность под мощным перекрестным давлением западноевропейских держав, Отоманской и Российской империй.