Я потянулась к нему и позвала:

– Горясер…

Ждала – не ответит, но наемник молча повернулся, сжал мои плечи и потянул на себя.

«Ох, дура, ох, пожалею!» – подумала я, беспорядочно тычась губами в его шею, а потом забыла и об этом. Остались лишь мы вдвоем – наши тела, наши руки, наши души… А еще желание врасти в него, словно дерево в землю, и остаться там, внутри, хоть малой частицей, чтоб никогда больше не отпускать…

Утром нас разбудил Журка. Вернее, его крик. Я вскочила. Журка только проснулся. Он сидел по ту сторону костра и глядел на меня так, словно видел впервые. Мне стало совестно. Рука Горясера на моем животе стала невыносимо тяжелой.

– Журка, ты пойми… – начала я, но он не дослушал, а схватил еще горячую головню и кинулся на наемника.

– Берегись! – взвыла я.

Горясер ловко, как кошка, увернулся от удара, откатился и вскочил на ноги. Журка даже не успел замахнуться второй раз. Кулаки наемника рухнули на его шею.

– Нет! – выкрикнула я. Журка кулем упал к моим ногам. – Зачем?! – Всхлипывая, я опустилась на колени и обняла Журкину голову. – Зачем?

– Не шуми. Очухается.

Я кивнула. И только теперь, при дневном свете, увидела повязку на его голове.

– Кто тебя?

– Я воин, – спокойно сказал он.

«Воин. Он – воин. Всегда будет воином. Наемником… У него, как и у меня, никогда не будет дома и родины. Жизнь будет мотать его по бесконечным дорогам – от хозяина к хозяину, из битвы в битву, – до тех пор, пока чей-нибудь более проворный клинок не оборвет его путь… А меня рядом не будет…»

Он оделся, подволок Журку к костру и уложил на подстилку.

– Мне пора.

«Конечно, ему пора. Он уедет, и никто не ведает, увидимся ли мы вновь».

– К Предславе не ходи, – неожиданно сказал Горясер. – К ней не пустят, а бед накличешь.

– Не могу. Я обещала проведать княжну.

«Господи, о чем мы говорим? Ведь это неправильно, не по-людски! Надо броситься к нему на шею, прижать к груди темную голову, прошептать: «Любимый мой, единственный, что нам до Предславы и Святополка?! Останься со мной! – а я?!»

– Гляди сама. Я упредил. – Он закинул ногу в стремя.

Уезжает. Я сжала кулаки. «Нет, не заплачу… Но как больно тут, в груди…» Пальцы коснулись ворота платья и нащупали что-то твердое. Ах да, подарок Лютича! И как не выпал там, в Вышегороде? «Отдай Горясеру, и он выполнит одну твою просьбу». Кажется, кузнец обещал что-то такое. Только больше я ничего не хочу покупать у наемника. Если он даст мне что-то, то сам… Сам! По доброй воле…

Лошадь Горясера нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Он приподнялся в седле.

– Стой! – крикнула я.

«Эта вещь принадлежит ему. И чем быстрее я ее отдам, тем быстрее все забуду. Не будет повода для встреч, для надежд…»

Я вскочила на валун, поскользнулась и, поднимаясь, одной рукой вытянула из-за пазухи подарок Лютича.

– Это тебе…

Он удивился:

– Что это?

– От Лютича. – Я наконец., вспомнила слова, которые наказал произнести кузнец: – Он велел передать, что ты еще никогда не служил неправому делу. Возьми…

Но он не брал. Молча смотрел на завернутый в тряпицу дар и не шевелился.

– Бери же… – Я торопливо принялась разматывать тряпку.

– Нет! – Он отшатнулся.

Лошадь поднялась на дыбы, захрипела, а подарок кузнеца не удержался в моих дрожащих ладонях и покатился по. каменному склону прямо под лошадиные копыта.

Огненный смерч взвился откуда-то из-под земли, окутал лошадь и всадника. Боль скрутила меня и сбросила на камни. В глазах заплясало черное пламя. «Такого не бывает», – прорвалось сквозь боль.

– Помнишь этот жар? Небесный жар моей кузни? – спросил голос Лютича. Откуда он тут? Колдовство?

– Да, – сдавленно ответил Горясер.

Ему было больно! Я кое-как разогнулась. Подарок Лютича скрывал в себе неведомую колдовскую силу. Память подсказала ответ. Дарина… Ее легенда о мече Орея… Шрамоносец пожелал уничтожить свое творение…

– Нет! Только не его! – Я поползла вперед, туда, где в огненном вихре хрипела лошадь Горясера. Меня не услышали.