Я верил в свои силы: пусть позвоночник еще не совсем в порядке побаливает, устаю быстро, но разве можно сравнить мое нынешнее самочувствие с прошлым? И дальше, значит, будет лучше!

А Кутихин, проявляя искреннюю заботу обо мне, предложил:

–  Давай-ка, Шевчук, к Безбердому, в штаб. И при деле будешь, и с нами.

Вариант, конечно, неплохой. Но расставаться с мечтой о полетах не хотелось. Дело тут, конечно, не в упрямом фанатизме: просто я знал, что для подготовки летчика требуется время.

А мой боевой опыт, сбитые самолеты противника уже кое-чего стоят. Я был уверен, что на фронте сумею принести больше пользы в воздухе, чем на штабной работе, и, несомненно, быстрее войду в строй, чем те ребята, которых выпускали сейчас из летных училищ.

Кутихину понравились мои возражения.

–  Хвалю, Василий Михайлович. Хвалю и верю. Но медицину мы с тобой не переспорим. Так что давай лучше подумаем, как и где тебя устраивать.

Но я попросил комполка подождать с решением. Обещал, что, как только полк получит самолеты, напишу рапорт о переводе из эскадрильи. Сам же втайне надеялся - когда полк получит истребители, я все-таки поднимусь в воздух и испытаю себя на прочность...

Буквально через несколько дней после нашего разговора с командиром, комиссар полка собрал военкомов эскадрилий и сообщил: Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 октября 1942 года упраздняется институт военных комиссаров и в армии вводится полное единоначалие. "Великая Отечественная война с немецкими захватчиками, - говорилось в Указе Президиума Верховного Совета СССР, - закалила наши командные кадры, выдвинула огромный слой новых талантливых командиров, испытанных в боях и до конца верных своему воинскому долгу и командирской чести. В суровых боях с врагом командиры Красной Армии доказали свою преданность нашей Родине, приобрели значительный опыт современной войны, выросли и окрепли в военном и политическом отношении.

С другой стороны, военные комиссары и политработники повысили свои военные знания, приобрели богатый опыт современной войны, часть из них уже переведена на командные должности и успешно руководит войсками, многие же другие могут быть использованы на командных должностях либо немедленно, либо после известной военной подготовки"{3}.

Это решение было очень своевременным. Партия всегда держала руку на пульсе жизни. И сейчас она точно оценила обстановку, способность командиров Красной Армии решать все вопросы руководства подчиненными, в том числе и организации партийно-политической работы. Заместители командиров по политической части были призваны помогать им в овладении искусством политического воспитания, методами руководства партийно-политической работой. Большая армия военных комиссаров, действительно овладевшая в ходе боев военным опытом, освобождалась для непосредственного руководства подразделениями и частями.

Решение партии было оправдано и тем, что с лета 1941 года партийные организации в армии намного возросли. С самого начала войны партия направляла в действующие войска свои лучшие кадры. Немало коммунистов, увлекая своим примером массы воинов, погибло в первых, самых ожесточенных схватках с врагом. Но на их место вставали те, кто в самые тяжелые для Родины дни подавали заявления о приеме в партию, уходя в смертельный бой, писали: "Прошу считать меня коммунистом". Всегда была велика сила партийного влияния, но во сто крат возросла она в трудное для страны время.

Так и в нашем полку партийная организация, несмотря на потери в боях под Керчью, в Севастополе, постоянно увеличивалась. Большинство летчиков были коммунистами. За последнее время немало техников и механиков подали заявления о приеме в партию. Понятно, что каждый человек, вступая в ряды партии, относился к своему воинскому долгу с еще большей ответственностью. Партийным словом, силой личного примера, активной помощью молодым воинам коммунисты укрепляли коллектив, делали его боеспособнее, дисциплинированнее, сплоченнее. И конечно, командир эскадрильи Степан Карнач, имея уже богатый опыт не только руководства боевыми действиями, но и воспитательной работы, умело опираясь на коммунистов, используя целый ряд преимуществ, предоставляемых ему единоначалием, смело мог вести свое подразделение в бой.

Размышляя над этим решением, я невольно подумал (в который уже раз), насколько глубоко и точно знает наша партия, ее Центральный Комитет положение дел, как умело и эффективно она использует резервы для повышения могучей силы своего влияния во имя главного - достижения победы над врагом.

Василий Афанасьевич Меркушев, теперь уже заместитель командира по политической части, долго беседовал в тот день с нами, бывшими военкомами эскадрилий. В заключение беседы подчеркнул:

–  Вы сами понимаете, что сразу упразднить ваши комиссарские обязанности невозможно. Необходимо ввести командиров в курс дела, помочь им в организации партийно-политической работы. Собственно, я надеюсь, что вы всегда будете одними из лучших коммунистов и первыми помощниками командиров. Не сомневайтесь: каждому будет подобрана соответствующая должность.

Действительно, военкомам первой и третьей эскадрилий, в соответствии с уровнем летной подготовки и боевого опыта, быстро определили место в штатном расписании полка. Со мной дело обстояло сложней. Подполковник Кутихин опять долго беседовал, предлагал мне массу вариантов:

–  Сам понимаешь, не могу я тебя, Василий, назначить на летную должность. Ну была бы хоть маленькая зацепка. У тебя ведь тут что написано: "не годен"!

Я понимал, но легче от этого не было. Занимая нелетную должность, я уже не поднимусь в воздух даже для проверки своих сил.