Видно было, что он сгорал от любопытства.

– Зачем? Ты его боишься?

– Я? – В голосе Бхагат Синга прозвучало презрение. – В Катманду был только один человек, кого я – скажем так – побаивался. Я уже говорил, он предшественник этого… – Лавочник сплюнул на пол. – Больше я не хочу иметь с ним никаких дел. Ненадежный партнер – как пригретая на груди змея.

– Тогда возвращайся. Я буду через минуту…

Попов узнал меня мгновенно. Он по инерции еще улыбался сидящей рядом женщине, но его глаза уже потускнели, стали мертветь, покрываясь пеплом отчаяния: "сахиб Рус" понял, что угодил в западню. Попов даже не попытался выхватить пистолет – наверное, первых два неудавшихся покушения на меня его коечему научили.

Он лишь сказал Бхагат Сингу, даже не взглянув в его сторону:

– Ты меня подставил… сукин сын.

– О чем ты? – фальшиво удивился сикх и нагло ухмыльнулся.

Попов промолчал. Он смотрел на меня исподлобья взглядом обреченного, но в его глазах я не заметил страха; в них просматривался скорее вызов, эдакая русская бесшабашность типа – или грудь в крестах, или голова в кустах.

В свое время такие мужики недрогнувшей рукой приставляли себе к виску револьвер и спускали курок, чтобы сделать очередной заход в "русской рулетке". И, как я уже отметил раньше, при первой нашей встрече, он совершенно точно не кланялся каждой пуле и не искал местечка потеплей.

– Зачем? – спросил я, впиваясь беспощадным взглядом в его лицо.

– Мне приказали, – понял он мой вопрос. – Ликвидировать любой ценой.

– И как тебе эта цена?

– Меня предупреждали, что ты опасен. Но я не предполагал, что настолько. Моя вина…

– Кто я?

– Не знаю.

– Что я такого натворил? Почему на меня охотятся, как на дикого зверя?

– Не имею ни малейшего понятия. Мне приказали – и точка. Приказы не обсуждаются, а выполняются. На том стоит армия и наша служба.

– Я тебе не верю.

– Как хочешь.

– У меня есть способы заставить тебя разговориться.

– Я это чувствую. Можешь разрезать меня на кусочки, но толку от этого все равно не будет. Клянусь чем угодно, что использовался вслепую. Приказ – и вперед.

– Ты не дорожишь жизнью?

– Это не тот случай, чтобы я отдал ее, как медный грош. Но помочь тебе ничем не могу.

– И все равно ты лжешь. Или что-то недоговариваешь. Мне придется…

Я не успел закончить фразу. Наверное, меня спас тот самый пресловутый "третий глаз", о котором так много говорил Юнь Чунь.

Отравленная стрелка размером с швейную иглу уже летела мне в лицо, когда я совершенно инстинктивно совершил, с точки зрения нормального человека, невозможное. Уклониться, каким-то образом уйти в сторону, наконец, пригнуться или упасть я уже не мог, не хватало времени, и мне не оставалось ничего иного, как поймать смертоносное жало будто муху.

Что я и сделал, схватив иглу двумя пальцами.

Только теперь я обратил внимание на подругу Попова. Она была красива и в своем полупрозрачном наряде из яркого шифона напоминала индийское божество.

До этого момента она сидела с таким видом, будто происходящее ее совершенно не касалось, и курила через длинный мундштук из слоновой кости сигарету без фильтра. Наверное, табак сигареты был ароматизирован, так как в кабинете приятно пахло чем-то удивительно восточным, а значит, загадочным и непривычным для обоняния европейца.

Сейчас "богиня" смотрела на меня широко распахнутыми раскосыми глазами, в которых таилось жестокое любопытство и холодный, трезвый расчет. Она еще не поняла, что стрелка не достигла цели.

В руках красавица держала мундштук, но уже без окурка, направленный, словно указка, в мою сторону. Это было оружие, древнее, как сам Восток, а ныне с охотой применяемое разведчиками и диверсантами многих стран для спецопераций – замаскированный под курительное приспособление пружинный метатель отравленных игл.

И только сейчас я ее узнал. Это была сотрудница посольства Зоя Искандеровна.

– Положите на стол, – приказал я, указывая на мундштук.

Зоя Искандеровна, словно сомнамбула, уронила смертоносную вещицу в тарелку. В ее глазах вдруг черным вихрем заметался ужас.

– Так ты меня ждал, – не глядя в сторону Попова, тихо сказал я. – Ждал…

– Я обязан был догадаться… и принять меры. – В его голосе слышалась безнадежность. – Ты… нас убьешь?

– А что скажешь ты, Бхагат Синг? – Я недобро посмотрел на сикха, сидевшего словно в трансе.

– Клянусь… – Он не сказал, а прохрипел. – Клянусь… Никогда… Чтобы я – ученика Великого Мастера предал… Нет! – Он молитвенно сложил руки на груди. – Сахиб, только скажи! Мои люди этих нагов [49] разорвут на мириады кусочков. Только скажи!