Раздались возбужденные голоса, презрительный смех.

— Мы не отдадим своих воинов на виселицу! — проворчал Сломанный Нос.

— Что-то здесь сильно завоняло скунсами! — прибавил Большой Орел.

Красный Бас жестом руки заставил всех замолчать и продолжил:

— С помощью своих мошеннических договоров белые отобрали у нас наши родные земли и загнали в резервации, как делают с дикими зверями у себя в городах. Белые убивали и продолжают убивать индейцев. Там, где у них это не получается с помощью оружия, они делают это злыми чарами, насылая смертельные болезни. Они подсовывают нам огненную воду, отнимающую у человека разум. Они не щадят никого из индейцев: воинов, женщин, стариков и детей, и никто не несет за это наказания. Даже их бог, про которого черные сутаны говорят, что он велит прощать всех, закрывает глаза на эти страшные преступления. Нам хорошо знакома справедливость белых людей. Почему мы сейчас голодаем? Потому что майор Гэлбрейт не желает выдать со склада продовольствие, пока не придут деньги, составляющие часть выплат. А как белые дают нам эти выплаты? Они бросают их нам, как кусок мяса собаке, и это плата за нашу родную землю, которую они у нас отобрали! Куда подевалась гордость народа дакотов? Наши братья из Верхнего агентства доказали, что белые уступают только перед угрозой применения силы. Мы должны научиться противостоять им, требовать возвращения принадлежащих нам прав! И если мы сейчас выдадим белым четверых воинов, вы думаете, на этом все закончится? Нет, для того, чтобы посильнее всех устрашить, белые так и так накажут нас всех, всех санти дакотов. Скорее всего, нам перестанут выдавать нашу выплату. Я не верю в порядочность и справедливость белых людей и потому говорю: война!

— Надо выгнать белых с нашей земли или убить их всех! — выкрикнул Шакопи.

— Смерть белым! — послышались громкие возгласы. Потом заговорили вожди, стоявшие за поддержание мира. Особенно горячо высказывались Вабаша и Вакута, пробуя остудить разгоряченные головы сторонников войны. Но слова о напрасном пролитии крови женщин и детей уже не действовали. Заседание приобретало все более бурный характер. Ораторов то и дело прерывали выкрикиваемые слушателями оскорбления, завязывались стычки, слышались удары. Возгласы: «Смерть белым!» раздавались уже и на дворе, в толпе собравшихся перед домом воинов.

Наконец, на середину вышел Большой Орел. Все тотчас же утихли.

— Пусть мои братья послушают, что рассказывают охотники, возвращающиеся с охоты в Больших лесах, — начал Большой Орел. — А они, проходя мимо селений и ферм, видели там только стариков, женщин и детей. Все молодые белые мужчины, а с ними и часть солдат из ближайших фортов ушли на войну. Белые с Юга взбунтовались против Великого Отца из Вашингтона и теперь происходит большая война белых 23 . Белые американцы сражаются между собой. Солдат у них мало, а добровольческую милицию легко победить. Никогда уже не подвернется нам такая отличная возможность избавиться от белых и получить назад нашу землю, которую у нас так подло отобрали. Неужели из-за кучки предателей-индейцев мы навсегда расстанемся с нашей свободой?

В помещении поднялся неописуемый гвалт. Воины вытащили ножи, размахивали палицами. Кругом гремели крики: «Война!» и «Смерть предателям!»

За начало войны определенно высказались вожди Сломанный Нос, Манкато и Шакопи.

Неожиданно на середину вышел Желтый Камень. Его суровое, однако спокойное лицо было разрисовано в военные цвета. На обнаженной, покрытой шрамами груди висел свисток, сделанный из косточки орла, символ принадлежности к военному обществу «Сломанные Стрелы». Он поднял вверх руки, давая этим понять, что будет говорить.

Все лица повернулись к нему, наступила выжидательная тишина, слышалось только прерывистое дыхание. Желтый Камень окинул всех присутствующих серьезным взглядом, выпрямился во весь свой могучий рост и спокойно начал речь:

— Четверо молодых воинов, а среди них и мой сын, Черный Орел, не проявили благоразумия, достойного опытного воина. Они бессмысленно убили пятерых белых людей. За это они будут наказаны согласно давнему праву наших отцов. За это убийство они не получат воинских отличий. Если бы белые люди относились к нам порядочно, как равные к равным, я сам бы высказался за более суровое наказание. В настоящее же время их поступок уже не имеет большого значения. Тут правильно сказали, что если мы и выдадим белым четверых убийц, белые все равно покарают нас всех. Белые не упустили бы такой случай, чтобы еще больше унизить нас. Очевидно, они перестанут отдавать нам выплаты, они ведь очень охочи на наши деньги, еще раз урежут нашу резервацию. Так или иначе, но они будут нас преследовать и дальше. Чего нам еще ждать, подобно трусливым койотам? Даже в груди наших женщин и детей бьются отважные сердца! Нам идет в руки прекрасная возможность расправиться с белыми завоевателями, и мы должны ее использовать. Восстание будет стоить нам многих жертв, но разве у нас есть другой выход, если мы хотим выжить? Тот, кто не умеет с оружием в руках защитить свою свободу, заслуженно живет в позоре и рабстве. Вот вождь Малый Ворон пробует жить в согласии с белыми, подражает им. И что он имеет? Прозвище Обрезанные Волосы и Орудие Белых Людей? А что мы, санти дакоты, получили от его уступчивости? Да мы потеряли половину уже отведенной нам резервации. Ведь это Малый Ворон подписал договор в Траверс де Сиу!

Собравшиеся зашумели, как пчелы в улье. Раздались крики: «Долой Обрезанные Волосы, не нужен нам такой вождь, он орудие белых!».

Желтый Камень сурово взглянул на разбушевавшихся крикунов и продолжал:

— Хватит уступать белым и их пособникам! Если кое-кто из наших братьев хочет превратиться в белых и работать подобно женщинам, это их дело. Пусть идут к белым фермерам, а. нас оставят в покое. Большинство из нас хочет жить, как жили наши предки. На моей груди остались шрамы от воинских ран, а в моем головном уборе двадцать пять орлиных перьев, которыми я отмечен за воинские доблести. Я не буду лизать мокасины майора Гэлбрейта! Белые считают вождя Малого Ворона верховным вождем санти дакотов, но на самом деле это не так. Пусть он сейчас ясно выскажется, поддерживает ли он санти дакотов или собирается и дальше прислуживать белым людям! Пусть Малый Ворон говорит!

— Говори, Обрезанные Волосы! — выкрикнул Шакопи.

— Предатель! — вторил ему Манкато.

— Позор предателям! — воскликнул Большой Орел.

«Предатель, предатель!» — неслось со всех сторон, и вождям Вабаша и Вакута не давали сказать слова в защиту Малого Ворона.

Малый Ворон сидел с побелевшим лицом. Он понимал, что настал решительный час, дальше лавировать не удастся. Скорбь охватила его, ведь еще сегодня, после мессы в часовне агентства, он разговаривал с майором Гэлбрейтом, и тот обещал построить ему, Малому Ворону, другой, большой дом 24 . Они даже выбрали место для будущего строительства. Но если он и дальше будет стараться не терять расположения белых, то потеряет остатки поддержки и уважения у большей части санти дакотов. А тогда он перестанет быть вождем и станет не нужен белым. Большинство самых известных вождей стояло за войну, дальнейшее противодействие им было уже опасным. С тяжелым сердцем пришел он к выводу, что лучше уж возглавить заранее обреченное дело, чем стать никем.

Малый Ворон тяжело поднялся, все замолчали, чтобы услышать, что же он скажет.

— Большая часть моих братьев хочет выгнать белых из Миннесоты или убить их. Нам это не удастся… Я бывал во многих городах белых. В некоторых из них живет больше белых, чем существует всех санти дакотов. Белых людей, как песку в пустыне, я видел их могучую силу. Если мы выкопаем военный топор, белые раздавят нас…

— Ишь, как страх его хватил! — выкрикнул Большой Орел.

— Он хочет и нас застращать! — воскликнул Манкато.