– Вы не представляете себе, как Вы правы! – восторженно воскликнул длинный тощий субъект в деловом костюме с блестящей авторучкой в нагрудном кармане, – Видите ли, я довольно долго прожил в Соединенных Штатах. Так Вы знаете, эти бесцеремонные и самоуверенные американцы и вправду теряют свою уверенность вместе с кроссовками. Американцы вообще относятся к обуви совсем не так как в России. У них обувь – это как часть одежды, даже может быть, как часть тела. Они стирают свои любимые кроссовки в стиральной машине вместе с трусами и футболками, не снимают их ни на пляже, ни даже, ложась на кровать или на диван. Могут так и заснуть в обуви. А я, живя в Америке, работал в компании, которая плотно сотрудничала с японцами. Японцы нас довольно часто приглашали в свои японские традиционные рестораны и прочие такие места для деловых встреч, всяческих протоколов и так далее. А там у входа внутрь положенно снимать обувь. И наши шумные самоуверенные янки, сняв кроссовки, вдруг неожиданно становились такими тихими, скромными, что твои овечки!

– Согласно древнему иудейскому обычаю, поминки по умершему следует справлять, сидя непременно босиком, прямо на голом полу, – добавил пожилой мужчина со скорбным лицом и с типичной внешностью сельского раввина.

– А как Вы, священнослужитель, здесь оказались? – полюбопытствовал я.

– Как я здесь оказался? – раввин с каждой секундой все глубже погружался в пучину иудейской скорби, что изумительно хорошо отражалось на его лице, – Как я здесь оказался, Вы это меня спросили?

Раввин воздел руки к небу, а затем взялся обеими руками за голову и сказал:

– О горе мне, горе! Ну что ж, Вы меня спросили, и я Вам отвечу. В один несчастный день – да умереть бы мне за день до того – я послал своего сына в город получать образование, приличествующее юноше. И он там его получил гораздо больше, чем я бы хотел. Его образование теперь простирается до понимания того, что ни к чему жениться на достойной еврейской девушке, которую мы, его родители, ему хотели посватать. Ни к чему дарить своим родителям внуков, ни к чему родительское благословение… Мой сын вместо того стал гэем, как он говорит, то есть гомосексуалистом. Какое несчастье! Какой позор! Он заявился в родительский дом вместе со своим дружком и не таясь рассказал, кем он стал. Мы сильно поссорились, и вот теперь я здесь… О горе мне, о горе! – и несчастный раввин сел, поджав под себя худые босые ноги.

– Ну полно вам отчаиваться, – ласково обратился к нему философ. Утешьте себя молитвой. Вы ведь не кто-нибудь, а профессионал, в конце концов.

– Я сперва несчастный отец, а уже потом я профессионал, – ответил раввин, не вставая и не оборачиваясь.

– А вот тут вы неправы! – назидательно заметил философ. Настоящий профессионал – всегда сначала профессионал, а потом уже отец, сын, брат и все остальное.

– Вот за это я и не люблю профессионалов, – пробурчал я.

– А что Вы, собственно, имеете против профессионалов? – спросил профессиональный философ.

– Да вообще-то много чего имею! Профессионалы всегда и всюду манипулируют людьми, пользуясь своими профессиональными знаниями, и за это я их очень не люблю, хотя и понимаю, что без них обойтись никак нельзя. Профессионалы придумали дипломатический язык, бюрократические процедуры, валютный дилинг, фондовую биржу, жвачку с пузырями, липосакцию, журнал «Форбс», методы восстановления роста волос на лысой голове, способы продления и усиления оргазма…

– Помилуйте, голубчик, да что же в этом плохого? – удивился философ-профессионал.

– Да то, что я в результате чувствую себя как болванка на конвейере! Всю свою жизнь я играю по чужим правилам, все время мне предлагают готовые решения проблем и не дают думать самому. Сперва мне предлагают купить акции, обещают минимальный риск и быстрое обогащение, а потом этот самый профессионал разводит руками и указывает мне на параграф в договоре, где говорится о непредвиденных случайностях. В результате я остаюсь без денег, и профессионал не виноват. И никто не виноват, только я сам, потому что это я подписал договор и отдал деньги своими руками.

– Ну хорошо, допустим вы в определенном смысле правы. Ну а с лысиной или с оргазмом что не так? – совсем ласково спросил философ.

– А то, что это искусственная шевелюра и искусственный оргазм! – ответил я с непримиримой ненавистью, – Это искусственные груди, искусственные ногти, искусственный цвет волос, выученная манера говорить, почищенные специалистом поры на лице, дезодорированное тело, промытые мозги. Я живу с жещиной и не знаю, какого цвета у нее волосы, как пахнет ее собственнная кожа, и какие мысли она умеет думать своей головой. Все искусственное, все куплено у профессионалов. Я уже столько времени послушно жую эти куски пластика с фирменными наклейками, что меня несказанно тошнит!

– Но дорогой мой, вы же можете отказаться от их услуг!

– Нет, «дорогой мой», – передразнил я философа, – вовсе не от всех услуг! – Определенный сервис бывает весьма навязчивым. Сперва профессионалы-политики определяют область интересов, разрабатывают стратегии, намечают союзников и врагов, потом науськивают профессионалов-дипломатов, и те улыбаются фальшивыми улыбками, держа кукиш в кармане. А когда дипломаты обкакаются и не оправдают доверия, на помощь зовут профессионалов-генералов. А генералы берут за задницу меня, обряжают в военную форму, дают мне в руки автомат и велят убивать кого-то, кого мне убивать вовсе нет никаких причин, потому что я его и в глаза-то никогда не видел. Но профессионалы говорят мне, что это мои враги, и я должен этим профессионалам верить. Или делать вид, что я верю, и подчиняться, потому что иначе профессионалы объявят врагом меня и прикажут стрелять в меня таким же как я, а если они не будут стрелять в меня, то другие будут стрелять в них. А стрелять надо в тех професионалов, которые приказывают стрелять, а сами остаются в стороне.