Шрифт:
– Что за человек? - спросил я у Зайцева.
– Не знаю, - ответил он, но, вспомнив, с улыбкой добавил: - А-а! Да ведь это же диктор...
– Кто, кто?
– А вот сейчас узнаем.
И Алексей дернул спящего офицера за полу шинели. Тот недовольно пробурчал:
– Отстаньте! Ночью полеты.
– Товарищ офицер, встаньте! - приказал я. Незнакомец нехотя приподнялся, спустил с нар ноги, и голова его уперлась в потолок землянки. Лицо у него было худое, небритое, нос острый, над глазами нависли черные кустистые брови. Когда офицер соскочил с нар, стала заметна его сутулость. Шинель у пряжки ремня собралась в гармошку. У него не было никакого воинского вида.
– Капитан Герцик, - представился он.
– Что у вас за вид? Почему спите не рездеваясь? - начал отчитывать я диктора.
– Холодновато, товарищ начальник, - смутившись, ответил капитан. - Да и воды горячей нет.
Зима 1943 года под Великими Луками действительно была холодная. А отвоеванные у противника землянки оказались неутепленными.
– Это не оправдание, - заметил я, зная, что и в этих условиях наши люди следили за своим внешним видом. - До войны вы служили в армии?
– Нет. Понимаете, я сугубо гражданский человек, с мирной профессией диктор.
– Так, так... диктор Герцик.
Теперь уже я смутился, вспомнив, как часто приходилось мне слышать по радио: "Вел передачу Герцик".
Так мы впервые встретились на фронте с диктором Всесоюзного радио Владимиром Борисовичем Герциком. Вскоре я узнал, что он не такой уж "сугубо гражданский человек", каким представлялся. В августе 1941 года, после краткосрочной военной подготовки, Герцик был направлен в латышскую дивизию на должность командира роты. За мужество и отвагу, проявленные в боях под Москвой, его наградили орденом Красной Звезды.
– Сегодня полетите со мной. Задание важное, да и ночь не обычная новогодняя. Вот текст передачи. Готовьтесь, Владимир Борисович, вечером встретимся, - сказал я и в шутку добавил: - Не забудьте побриться, горячая вода есть в столовой.
...И вот теперь Герцик шел рядом со мной. Внешним видом он совсем не отличался от летчиков: чисто выбрит, одет в меховой комбинезон, на ногах унты, на голове шлем. Только в руках он нес не планшет, а небольшой чемоданчик с патефонными пластинками.
– Как, выучили текст? - спросил я у него.
– Конечно! - весело отозвался он. - Даже на немецкий перевел.
Когда техник доложил о готовности самолета к вылету, мы заняли свои места. Герцик сел в кабину штурмана, достал из чемодана пластинку и, укрепив ее на диске, проверил работу микрофона.
– Я готов, - доложил Владимир Борисович.
И вот мы в воздухе. Земля скрыта от глаз темнотой. Только внимательно присмотревшись, можно различить на фоне снега контуры деревень и лесных массивов.
Под нами крупный населенный пункт, где отдыхают наши войска. По внутреннему переговорному устройству передаю Владимиру Борисовичу:
– Можно начинать, высота тысяча двести метров. Герцик включает в кабине небольшой свет, затем радиоаппаратуру. Я уменьшил обороты мотора и перевел машину в планирование. И полилась с небес на землю веселая песня:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой...
Проиграв одну пластинку, Герцик поставил другую. Теперь в ночном небе загремел "Варяг":
Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает...
После музыкального вступления Владимир Борисович включил микрофон.
– Внимание, внимание! Начинаем новогоднюю радиопередачу. Военный совет фронта горячо поздравляет солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов с наступающим 1944 годом...
Передав поздравления, диктор прочитал затем свежую сводку Совинформбюро. Первая часть задания была выполнена.
Я повел самолет к линии фронта. Над передним краем противника непрерывно взлетали разноцветные ракеты, трассы снарядов и пуль. Иногда вдалеке мелькали сполохи орудийных выстрелов. Шла артиллерийская дуэль.
Над позициями немцев Владимир Борисович сначала включил вальс Штрауса "Сказки Венского леса". К нашему удивлению, фашисты сразу же прекратили стрельбу.
– Ахтунг! Ахтунг! (Внимание! Внимание!) - начал Герцик передачу на немецком языке.
Минут за пять он успел рассказать и об успехах советских войск на фронтах, и о гибельной политике фашистских главарей.
Когда передача подходила уже к концу, открыли огонь вражеские зенитчики. Вокруг самолета замелькали разноцветные ленты трасс. Но голос диктора оставался по-прежнему спокойным. Я дал полный газ. Вдогонку нам полетели сотни снарядов и пуль. Но фашисты спохватились поздно. Мы уже скрылись в ночной темноте.