Вольфдитрих Шнурре
ГЕРОИНЯ
– У тебя новая прическа?
– Больше ты ничего не замечаешь?
– Разве что твой тон.
– Да, он тоже новый.
– И это ужасное платье.
– Ну, наконец-то.
– Нельзя ли узнать, на какие деньги куплен этот балахон для огородного пугала?
– Можно, золотце. Я кое-что заработала.
– Будь любезна, не называй меня "золотце". И тем более с таким выражением.
– Ты отвык, любовь моя.
– Я запрещаю подобную беспардонность!
– Говори по-немецки. Ты же знаешь, я не понимаю иностранных словечек.
– Это слова, а не словечки.
– Главное, чтобы ты скумекал, не правда ли?
– Да перестань ты наконец разговаривать со мной языком сточных канав.
– Сточные канавы - это из прошлого столетия. Теперь говорят "канализация". Существует канализационный язык, золотце?
– Я вовсе не собираюсь опускаться до твоего уровня.
– Может быть, и не собираешься. Но постепенно соберешься: я достаточно долго смотрела на тебя снизу вверх.
– Вот именно. А кем ты, собственно говоря, была? Кто из тебя хоть что-то сделал?
– Я была славной, симпатичной девчонкой. А морщинистое лицо старухи, которое теперь у меня, это все благодаря тебе. Каждая морщина.
– Хорошо. Теперь послушай меня. Еще одна такая чудовищная растрата, и я отберу у тебя хозяйственные деньги и буду есть в кафе.
– Найди еще где-нибудь спальню, и я подпрыгну от радости до потолка.
– Знаешь, как это выглядит, когда дама к шестидесяти ведет себя как школьница? Аморально, вот так.
– А - как...?
– Аморально - значит непристойно.
– Так бы и сказал.
– Тридцать лет я пытался дать тебе какое-то образование. Пусть это были напрасные усилия любящего человека, пусть... Из этого еще не следует, что я должен отказаться и от своего образования. Я-то знаю, как себя вести,
– Давить до могилы, все ясно. Только я подпорчу тебе диспозицию. Диспозицию, правильно?
– Правильно, что муж, работающий как проклятый, позволяет жене роскошь ни о чем не заботиться, кроме домашнего хозяйства. Правильно, что в интересах самой жены это подразумевает определенную структуру авторитетов, правильно и совершенно очевидно. В конце - концов, мужчина должен проявлять заботу по-мужски.
– Удобная формула для вечных ревизий. Заметь, опять иностранное слово, я совершенствуюсь.
– Я больше тебе вообще не отвечаю.
– Нет, милый, с сегодняшнего дня меняем пластинку.
– Что...
– Убери газету.
– Что это у тебя?
– Револьверчик, Макс. Слямзила у укротителя в цирке.
– Но он не заряжен?!
– За кого ты принимаешь льва? Он не подожмет хвост, увидев пустой барабан.
– По крайней мере, он на предохранителе?
– Должна тебя, к сожалению, разочаровать.
– Ты шутишь со мной.
– Как можно. Да ты никогда и не понимал шуток.
– Ты хочешь меня напугать.
– А также привлечь твое драгоценное внимание.
– Сначала отложи его.
– Когда-то читала сказку. Один король оставил свой скипетр на ночном столике. Бац, и он лишился королевского титула.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы ты единственный раз в жизни выслушал меня.
– Я слушаю.
– Чуть повыше бледное личико. Уставься прямехонько в это дуло, как в ежедневную газету. Вот так.
– Могу я говорить?
– Естественно. Когда тебя спросят. Скажи по-иностранному "кратко".
– Лаконично.
– Да, я это имею в виду.
– Но я неудобно сижу.
– Я всегда так сидела. И всегда так лежала. Тридцать лет. Так что четверть часика потерпишь.
– Я не потерплю и минуты.
– Тогда привет, Макс!
– Ради бога! Начинай!
– Охотно. Сегодня в "универмаге вижу плакат: приехал цирк. Можешь высказаться.
– Ты была в цирке?
– Повежливей, быстро.
– Надеюсь, ты хорошо позабавилась?
– Еще надо подумать, уместно ли слово "позабавилась".
– Сформулировать снова?
– Прошу тебя.
– Было интересно?
– Иначе не назовешь. И знаешь, что мне больше всего пощекотало нервы?
– Номер с хищниками.
– Конечно, ты понял, потому что я сказала про льва.
– И про укротителя.
– Я тебя о чем-нибудь спрашивала?
– Извини, пожалуйста.
– Хищники, правильно. Дополнительный аттракцион. Дирекция приглашает почтеннейшую публику на испытание мужества - так было написано на специальной - афишке. Марта, девочка, подумала я, сходи, может быть, прихватишь там свою бодринку...