– Где остальные ребята? – спросил он.

– В баре Сэма, пьют.

– А почему ты с ними не пьешь?

– Не хочу, Пинки. Вышел подышать свежим воздухом. Этот гром как-то плохо на меня действует.

– Когда они прекратят этот проклятый шум, там, в зале? – сказал Малыш.

– Ты не пойдешь в бар Сэма?

– У меня есть тут дельце, – сказал Малыш.

– Все в порядке, правда, Пинки? После вердикта на дознании ведь все в порядке? Никто не задавал никаких вопросов.

– Все же я хочу быть уверенным, – ответил Малыш.

– Наши больше не пойдут на убийство.

– А кто сказал, что нужно кого-то убивать?

Вспыхнула молния и осветила его узкий потертый пиджак, хохолок мягких волос на затылке.

– У меня здесь свидание, вот и все. Не распускай язык, Спайсер. Ты что, сдрейфил, что ли?

– Я не сдрейфил. Ты неправильно меня понял. Пинки. Я просто не хочу больше убийств. Это заключение судьи на дознании поразило нас всех. Что оно значит? Ведь на самом деле мы убили его, Пинки?

– Теперь нам нужно действовать осторожно. Вот и все.

– Но все-таки, в чем там дело? Я не верю докторам. Все обернулось слишком хорошо для нас.

– Нам нужно быть осторожными.

– Что это у тебя в кармане, Пинки?

– Я не ношу с собой револьвер, – ответил Малыш. – Ты что вообразил? – В городе часы пробили одиннадцать; гром, прокатившийся над Ла-Маншем, заглушил три последних удара. – Ты бы лучше убрался отсюда, – сказал Малыш. – Она уже опаздывает.

– У тебя с собой бритва, Пинки.

– Зачем мне бритва, если я имею дело с бабой. Если хочешь знать, что это такое, это склянка.

– Ты же не пьешь, Пинки.

– Ну, этого не стал бы пить никто.

– А что это, Пинки?

– Серная кислота, – ответил Малыш. – Бабы боятся ее больше ножа. – Он нетерпеливо отвернулся от моря и опять пожаловался: – Ох, эта музыка… – Она стонала у него в голове, сливаясь с ярким электрическим светом; из всех чувств, на которые он был способен, это больше всего походило на грусть, – точно так же, как для него было почти что плотской страстью то неясное и тайное чувственное наслаждение, которое он ощутил, коснувшись пальцами склянки с серной кислотой в тот момент, когда Роз торопливо вышла из концертного зала.

– Ну, катись, – сказал он Спайсеру. – Она пришла.

– Ох, я опоздала, – проговорила Роз. – Всю дорогу бежала. Я думала, вы подумаете…

– Я бы подождал, – сказал Малыш.

– Ужасный был вечер сегодня в кафе, – продолжала девушка. – Все шло из рук вон плохо. Я разбила две тарелки. И сливки прокисли. – Все это она выпалила одним духом. – Кто этот ваш приятель? – спросила она, глядя в темноту.

– Неважно, – ответил Малыш.

– Я почему-то подумала… Как следует не рассмотрела, но…

– Неважно, – повторил Малыш.

– Что мы будем делать?

– Ну что ж, я думаю, сначала немного поболтаем здесь, – ответил Малыш, – а потом сходим куда-нибудь… К Шерри? Мне все равно.

– Я бы очень хотела к Шерри, – сказала Роз.

– Вы уже получили деньги за ту карточку?

– Да. Получила сегодня утром.

– Никто не приходил к вам и ни о чем не расспрашивал?

– Нет, нет. Но какой ужас, что он умер таким образом! Правда?

– Вы видели его фото?

Роз подошла вплотную к перилам и подняла бледное личико к Малышу.

– Да ведь это был не он. Вот чего я не понимаю.

– Люди часто иначе выглядят на фотографиях.

– У меня хорошая память на лица. Это был не он. Они, наверное, плутуют. Газетам нельзя верить.

– Идите сюда, – сказал Малыш. Он отвел ее за угол, подальше от музыки, в еще более уединенное место, где молния на горизонте и гром казались еще ближе. – Вы мне нравитесь, – продолжал он, и неуверенная улыбка искривила его губы, – и я хочу предупредить вас. Этот парень, Хейл, я о нем кое-что слышал. Он был замешан в разные дела.

– В какие дела? – прошептала Роз.

– Неважно, в какие. Я только хочу предупредить вас для вашей же пользы… Вы получили деньги… На вашем месте я забыл бы об этом, забыл бы все об этом парне, который оставил карточку. Он умер, правильно? Вы получили деньги. И дело с концом.

– Все это правильно, – проговорила Роз.

– Можете называть меня Пинки, если хотите. Мои друзья так меня называют.

– Пинки, – робко повторила Роз, и в тот же миг удар грома разразился у них над головой.