– - И сколько это будет стоить?
– - поинтересовался Хьюго.

– - Тридцать -- тридцать пять долларов,-- если вам повезет и других поломок не обнаружится.

Возражать не стал, разрешил мастеру забрать телевизор с собой. Теперь он считал себя еще и нравственным трусом ко всему прочему.

Настроение поднялось только когда из штата Мэн позвонили мать с отцом -- спокойные, собранные,-- осведомились как он поживает. Очень отрадно с ними поговорить.

– - А как там моя дорогая Сибилла?
– - проворковала мать.-- Можно с ней поздороваться, переброситься парой слов?

– - Нет, ее сейчас нет, ма,-- гостит у родителей во Флориде.

– - Какие милые, приятные люди!
– - масть видела родителей Сибиллы только раз -- на свадьбе.-- Надеюсь, им всем хорошо вместе там, на юге. Ну, береги себя, Хуэй.-- Так его ласково называли в семье.

– - Не позволяй им бить себя мячом по физиономии.-- У матери, конечно, весьма примитивное представление о футболе.-- И передай наш привет Сибилле, когда вернется, скажи, что мы ее очень любим!

Хьюго положил трубку; до него отчетливо донеслись слова матери -- она их сказала отцу за тысячу миль отсюда, в северной части штата Мэн:

– - У родителей видишь ли! Готова побиться об заклад, что лжет!

Больше до конца недели Хьюго к телефону не подходил. Сибилла вернулась из Флориды к вечеру в субботу. Очень красивая сходила с трапа самолета -- в новой шубе, подаренной отцом. Хьюго, чтобы скрыть рану, на голове нанесенную ударом полицейской дубинки, купил шляпу -- прикрыть череп по крайней мере в аэропорту, где полно народу. Прежде он никогда не носил шляпу и искренне надеялся, что Сибилла не заметит разительной перемены в стиле его одежды. Она и в самом деле не заметила.

А дома, когда он снял шляпу, она не обратила внимания и на шрам, хотя разрез, примерно дюйма четыре, легко просматривался через волосы, стоило только посмотреть повнимательнее. Весело щебетала о Флориде -- о тамошних великолепных пляжах, постоянно меняющемся цвете морской воды, бегах фламинго... Очень рад, заверил ее Хьюго, что она хорошо провела время, и ему ужасно нравится ее новая шуба. Сибилла устала в дороге и собиралась лишь слегка перекусить и поскорее залечь спать. Такая идея Хьюго понравилась: не хотелось сейчас видеть никого,-- ни знакомых, ни незнакомых.

Около девяти вечера Сибилла принялась зевать и пошла в спальню раздеваться. Хьюго опрокинул три стаканчика бурбона, чтобы не казаться Сибилле не таким, как обычно, слишком рассеянным,-- к чему ей лишние беспокойства? Стелить она себе стала на кушетке в гостиной.

Всю неделю время от времени Хьюго вспоминал мучительный для него низкий смех, доносившийся из окна Сильвии, и от этого любая мысль о сексе становилась противной. Чувствовал даже какое-то непривычное онемение в нижней части живота и сомневался, сможет ли еще заниматься любовью с женщиной. "Могу поспорить,-- мрачно размышлял он,-- что я единственный мужчина в истории, ставший импотентом от женского смеха".

Жена вышла из спальни, когда он взбивал подушку. Прозрачная черная ночная рубашка, не скрывала ее прелестей.

– - Сладенький мой!
– - укоризненно бросила она.

– - Сегодня же суббота,-- попытался оправдаться Хьюго, продолжая боксировать с подушкой.

– - Ах вот оно что!

Ни за что не скажешь, что его жена беременна,-- стоит, в своей соблазнительной рубашке, на пороге, медлит, не уходит...

– - Видишь ли,-- промычал Хьюго,-- субботняя ночь, разгар спортивного сезона...-- К тому же я, так сказать, приноровился к заданному ритму -- сплю тут один...

– - Но ведь завтра нет игры, Хьюго!
– - В голосе Сибиллы прозвучали нотки нетерпения.

Ну разве устоишь против такой логики?

– - Ты права дорогая,-- согласился Хьюго и покорно пошел за ней следом в спальню -- будь, что будет. Если он в самом деле импотент, так этого не скроешь, рано или поздно узнает...

Но все его страхи оказались напрасными, может, все дело в трех стаканчиках бурбона, кто знает. В постели они приближались к оргазму, как вдруг Хьюго испугался -- не хватил бы жену инфаркт: так часто дышит, хватая широко раскрытым ртом воздух... Но и во время последних, отчаянных своих и ее телодвижений не мог не слышать, о чем она думает: "Зря я все же не купила это зеленое платье у Бонвита.-- Ее задумчивый, спокойный голос звучал у него в ушах где-то чуть ниже барабанной перепонки.-- А вот без пояса можно и обойтись. А еще -- распороть старую норковую шляпку и сделать из нее манжеты для той старой, выцветшей тряпки -- бывшего платья. Меховые отвороты...

А будут бросаться в глаза мои костлявые запястья..."

Хьюго завершил свои супружеские обязанности; Сибилла только счастливо вздохнула: "Ах!" -- поцеловала его и тут же заснула, чуть похрапывая. Долго он лежал с открытыми глазами, время от времени поглядывая то на запястья жены, то на потолок и раздумывая о супружеской жизни.

Когда он проснулся, Сибилла еще спала; он не стал ее будить. Откуда-то издалека до него доносились звуки церковных колоколов -- такие манящие, чистые, незамысловатые и понятные, они обещали умиротворение страдающим, мятущимся душам. Хьюго вылез из постели, принял душ, оделся быстро, но ничего не упуская в своем туалете, и помчался в церковь за утешением.