– Легенды гласят, что эта дорога ведет к самому замку Лесничего, но она такая запутанная, что замок этот по своей воле не нашел еще ни один смертный, - пояснил нам Римбольд с таким гордым видом, словно он самолично эту дорогу и прокладывал.

– Плевать, мы будем первыми!
– я, словно демонстрируя всем, что означает это самое "плевать", сбил плевком повисшего на ветке и таращившего на нас глаза крупного паука-крестовика.

– Браво, очень метко!
– раздался вдруг саркастический голос, идущий, как нам показалось, откуда-то сверху. Мы словно по команде задрали головы, но не увидели никого, кроме крупной черной вороны, которая, сидя на ветке, чистила перья.

– Ну и чего уставились?
– насмешливо вопросила наглая птица самым что ни на есть человеческим голосом. Не получив ответа, она презрительно каркнула и стремительно полетела куда-то вглубь чащи.

– Вот это да!
– только и смогла вымолвить Глорианна, прикрыв рот ладошкой.

– Да брось ты! Говорящей вороны, что ли, не видела?
– попытался отшутиться Бон, но, немного подумав, признался: - Вообще-то, я тоже...

– Плохи наши дела!
– вздохнул Римбольд.

– Это еще почему?!

– Ну, я думаю, что вы умные люди и понимаете, что просто так просто ворона никогда не заговорит, даже в Спящих Дубравах.

– Ты имеешь в виду...
– только тут дошло до меня.

– Я имею в виду, что крылатая тварь служит Френгису и сейчас полетела докладывать ему, что в Дубравах появились чужие, - мрачно подтвердил мою догадку гном.
– А уж Лесничий не замедлит применить самые крутые меры, попомните мое слово.

Я уже было хотел прервать не в меру мрачные предсказания Римбольда, но мне на помощь пришел Бон. Он в несколько искаженном варианте пересказал мою историю о болтливой вороне (я тогда даже не осознал всей комичности ситуации), для ясности восприятия заменив ворону на гнома, после чего последний надолго замолчал.

– Ну, и куда держим путь?
– спросила Глорианна.

– Конечно же, вперед, - ответил, не задумываясь, я.
– Раз на то пошло, какая разница? Нам нужен этот самый Лесничий, а коль он так свято блюдет свои владения, то скоро сам нас найдет со всеми вытекающими отсюда последствиями...

– Тогда у меня встречный вопрос: что подразумевается под "вытекающими"?
– поинтересовался Бон в своей неизменной шутливой манере.

– Ну, в вашем организме множество субстанций, каждая из которых при определенных условиях может вытекать, - ехидно пояснил гном, не удержавшись, чтобы не поддеть своего вечного оппонента.
– Да и вообще, если верить тем дармоедам, которые называют себя учеными, все люди в большей степени состоят из воды.

– Хм, как и твой Лесничий, кстати, - не поддалась на провокацию Глорианна и, еще раз оглядев разветвления дороги, решительно заключила: Едем прямо! И не растягивайтесь сильно.

Итак, мы поехали по дороге: впереди я, за мной - девушка, и замыкала кавалькаду неразлучная парочка, как всегда переругиваясь. Вот тут-то я и обратил внимание на то, что еще одна часть рассказа Человека в Хламиде оказалась правдой. Только сейчас, когда прекратились разговоры, все мы в полной мере ощутили царящую кругом тишину. Я, слава богам, никогда не бывал в гробу, но сдается мне, что тот, кто придумал выражение "гробовая тишина", часок-другой побродил по некой лесной дорожке... Теперь нам стало понятно, почему Дубравы называют именно Спящими. Не пели птицы, не зудели комары, даже ветер не шелестел листвой, а когда Римбольд неожиданно чихнул, то этот невинный звук заставил нас вздрогнуть - он прозвучал как неожиданный громовой раскат. Правда, чихал наш низкорослый друг всегда на редкость громко и заразительно.

Тишина давила, от нее ломило зубы и закладывало уши.

Первой не выдержала Глорианна. Она резко остановила Лаку и бросила поводья:

– Все, с меня хватит! День такого путешествия - и мы все превратимся в издерганных психопатов, шарахающихся от малейшего шороха!

– Это точно, - поддержал девушку я и удивился, как неправдоподобно громко прозвучал мой голос, - Эта тишина, будь она неладна, уже здорово действует мне на нервы!

– Тогда за чем дело стало?
– искренне удивился неунывающий Бон, Давайте споем что-нибудь эдакое!

И, не дожидаясь, пока мы раскачаемся, он весело затянул:

Здравствуй, здравствуй, крошка!

Обожди немножко,

Далека дорожка

До твоих дверей...

Сначала мы пели не особо охотно, но потом озорной задор песенки захватил нас, как смерч. К тому же, я вдруг вспомнил, как пытался петь ее в ночь нашего с Глори знакомства, и меня разобрал приступ хохота. Друзья несколько испуганно воззрились на меня, похоже, всерьез опасаясь, что слова девушки насчет психопатов оказались пророческими. А у меня даже не было сил, чтобы их в этом разубедить: как только я пытался взять себя в руки, как память вновь освежала в памяти картину - я сижу на спине Изверга, свесившись из седла, и мычу что-то мало вразумительное, перемежая слова икотой и бульканьем от попавшей в рот дождевой воды. Было лишь одно средство, и я всей думой отдался пению:

Будем тише мыши

Муж твой чинит крышу,

Он стучит, не слышит,

Что мы тут творим.

Он стучит, не знает,

Что жена страдает,

И опять желает

В койку - но не с ним!

Мы пели еще и еще, вспоминая все лучшие песни, настроение резко поднялось, и странный лес уже не казался таким зловещим.

Лишь Римбольд, который, по своей гномьей натуре, мог переносить тишину без каких-либо проблем, недовольно ворчал:

– Что вы разорались? Дождетесь - сбегутся на ваши голоса все что ни на есть здешние твари, вот тогда по-настоящему запоете!