— Ах! — воскликнула моя маленькая жена, когда мы уже далеко отошли от форта, — ах! почему ты не научил меня своему языку? Говори скорее, кто она. Что они говорили, что он сказал моей дочери?

Я объяснил все, как мог лучше, и Нэтаки чуть с ума не сошла от радости. Она плясала, целовала меня, уверяла, что я умный мальчик. Я надеялся, что она права. Впрочем, мне не казалось, что мной что-нибудь сделано, чтобы содействовать столь желанному концу дел в отношениях Эштона и Дианы. Мы набрели на них на берегу; они сидели на ближнем конце нашего парома.

— Идите сюда, — позвал Эштон.

Диана вскочила и обняла Нэтаки; они пошли вдвоем обратно, к дому.

— Поздравляю, — сказал я. — Вы нашли мир и счастье как вы правильно выразились несколько минут тому назад. Вы не можете не быть счастливым с Дианой.

— А! — воскликнул он, — ведь она… милый мой, я не могу выразить словами, что она для меня значит уже с давних пор. Я чувствую, что недостоин ее. И все-таки она меня любит, преданно, глубоко. Она сказала мне это сейчас, здесь.

— Но как быть с той, с другой? — осмелился я спросить. — Что мы будем с ней делать.

— Не может же она возвращаться назад сегодня ночью. Пусть Нэтаки накормит ее и устроит на ночь; ее кучер, я полагаю, сумеет сам о себе позаботиться.

— Эта женщина — несчастье всей моей жизни, — добавил он. — Я любил ее глубоко, преданно. Она обещала выйти за меня. Я верил, как веришь родной матери, что она хорошая, что она будет верна. Но она отказала мне, предпочла выйти за более богатого. А сейчас, сейчас — ну, хватит о ней. Пойду найду Диану и позову ее гулять.

— У нас есть холодное вареное мясо, — сказала Нэтаки, — хлеб и тушеная рябина. Раз она приехала в страну индейцев охотиться за мужем моей дочери, то хватит с нее и этого, устрою ей постель из бизоньих шкур и одеял, хоть она этого не стоит.

Но женщина не захотела есть. Нэтаки постлала ей в лавке на полу, и там мы оставили приезжую наедине с собственными мыслями, наверное горькими. Утром она захотела увидеть Эштона, попросила меня передать, чтобы он зашел к ней на минуту. Я сообщил, что он уехал на охоту и вернется только вечером. Она выражала нетерпение по поводу медлительности кучера, запрягавшего лошадей, отказалась от всего — выпила только чашку кофе, которую я ей принес. Наконец лошади были запряжены, она села в фургон и уехала, ни разу не оглянувшись назад, даже не поблагодарив за ночлег. Так она ушла из жизни Эштона.

Я сказал правду — Эштон действительно уехал на охоту. Он и Диана выехали, как только встало солнце, но мне думается, что они не уехали далеко и стояли на каком-нибудь холме неподалеку, чтобы видеть отъезд нашей гостьи. Как только фургон пересек долину и взобрался по склону холма в прерию, они вернулись, довольные и веселые, как дети, и мы все сели завтракать.

— Это, так сказать, наш свадебный завтрак, — сказал Эштон, когда все уселись.

— Вот как? — Вы сегодня едете в форт венчаться? — спросил Ягода. — Вы не успеете, если выедете так поздно.

— Нет, — ответил он неуверенно. — Нет. Мы с Дианой переговорили об этом и решили, что простой свадебный контракт, подписанный свидетелями, имеет такую же законную силу, как и брак в присутствии мирового судьи или венчание, совершенное священником. Мы хотим составить такой контракт сегодня утром. Как вы думаете?

— По-моему, все в порядке, — ответил Ягода.

— По-моему, тоже, — подтвердил я.

— Мои родители поженились без всякого обряда, — заметила Диана. — Во всяком случае все, что устраивает моего вождя, устраивает и меня.

Она взглянула на него через стол, и в глазах ее светились безграничная любовь и вера.

Нэтаки, сидевшая рядом со мной, тихонько сжала мое колено, такая у нее была манера спрашивать, что говорят. Я передал ей, но она ничего не сказала по этому поводу и оставалась за завтраком молчаливой. Старухе и миссис Ягоде эта идея понравилась.

— Ай, — воскликнула Женщина Кроу, — пусть он составит бумагу. Этого достаточно; то, что написано, не может быть ложью. Зачем нужно, чтобы Черные Платья произносили много слов? Люди женились и жили счастливо всю жизнь вместе еще до того, как мы услыхали об этих произносящих разные слова. Можно так жениться и сейчас.

Но после завтрака Нэтаки отозвала меня в сторону.

— Этот способ с записью надежен? Она наверное станет его женой? — спросила она, — женой по законам белых?

— Конечно, — ответил я, — это будет брак, который так же нельзя отрицать, как и наш. Столь же прочный, как если бы тысяча Черных Платьев, вместе взятых, произнесли нужные слова.

— Тогда хорошо. Я рада. Пусть пишут сейчас же. Я хочу видеть свою дочь замужем, счастливо живущей с этим хорошим человеком.