Там же шла настоящая битва. Эльфы, как разглядел Эл, сражались с дюжими краснокожими воинами с жуткими длинными клыками. Противники эльфов хобгоблины были одеты в черные кожаные доспехи, которые щетинились кинжалами, боевыми топорами и булавами. Они застали хозяев леса врасплох у ручья и к этому моменту перебили почти всех.

Когда Эл пролетал над папоротником, слегка касаясь его своей сумкой и заставляя растения волноваться и плясать вслед, эльфийский меч вспыхнул светом заклинания, поднялся и упал. Его хозяин тоже рухнул на землю, воя от боли и зажимая изуродованную шею. В тот же миг железная дубина другого хобгоблина опустилась на голову второго эльфа с таким крепким стуком, что отвратительное и громкое эхо прокатилось по всей лощине.

Голова чудесного лесного мага раскололась, брызнув кровью, и его дергающееся тело упало рядом с телом товарища. Высокий эльф – кажется, последний оставшийся в живых из всего патруля – носил мантию, украшенную рядами овальных кулонов с драгоценными камнями, которые вспыхнули и заискрились, когда он окружил себя магической защитой. Маг, решил Эл и поднял руку, чтобы метнуть заклинание.

Эльф оказался быстрее. Его рука расцвела огненным шаром, который он направил прямо в морду хобгоблина, вооруженного железной дубиной. Когда противник опрокинулся назад, рыча от злости и боли, из огня вырвались еще два длинных языка пламени, похожие на рога буйвола, и прожгли доспехи краснокожего чудовища, добираясь до его серой кожи. Дубина загремела по камням, а ее владелец со всего маху врезался в камни, заорав страшнее прежнего. Тем временем эльфийский маг скрутил пламенем другого противника. Но было слишком поздно. Огонь еще лизал рычащее, похожее на морду летучей мыши лицо одного воина, когда другому удалось дотянуться и вонзить в тело мага свои клыки, темные и длинные, как вилы.

Самонаводящиеся стрелы, которые метнул Эльминстер, еще неслись по воздуху, когда пронзенный эльф резким рывком освободился из окровавленной пасти рукха и с криком упал в ручей. Стая хобгоблинов кружилась над ним, торопясь нанести хотя бы еще один удар по телу, корчившемуся в муках. Эл увидел, как прекрасное, словно выточенное, лицо мага запрокинулось в агонии, и он что-то выкрикнул, да нет, выдохнул, и сразу воздух над ручьем наполнился бесчисленным количеством роящихся серебристых искр.

Все хобгоблины задергались, выгибаясь мучительной дугой, будто их сводили судороги, а эльф в это время все глубже уходил в бурлящую воду потока. Но его заклинание еще действовало, и потому оружие рукхов с грохотом рассыпалось вокруг. Их хозяева все еще шатались и раскачивались, когда молнии Эла воткнулись в них, заставив рукхов вертеться волчком и взрываться бело-синим огнем.

Колдовское пламя с ревом вырывалось из их глоток, а глаза выскакивали из орбит и лопались, разбрызгивая вокруг светло-голубую муть. Обожженные фигуры бессмысленно топтались среди камней, а потом падали, подминая папоротник. В воде стонал раненый эльф, а в дальнем конце лощины пестрели туши самых свирепых рукхов, которые так и не выпустили из рук боевые топоры, рогатины и клинки.

Вокруг Эльминстера лежали скрюченные и скрученные в дугу тела эльфов. Эл подошел и остановился над одним из них. Затуманенные болью изумрудные глаза моргнули из-под слипшихся от смертельного пота белых волос и удивленно расширились при виде человека.

– Я останусь с вами, – сказал эльфу аталантарец, приподняв голову раненого над потемневшей от крови водой. Под тяжестью умирающего заклинание, державшее Эла над землей, потеряло силу, и молодой человек довольно скоро почувствовал, как в разбитый сапог начала заливаться холодная вода.

А еще он обнаружил, что на самом-то деле времени для оказания помощи у него нет, потому что вокруг него зашелестели папоротники и из них с гадливыми торжествующими ухмылками стали подниматься те, что остались лежать вдалеке, притворяясь мертвыми. Кажется, эльфийский патруль расположился лагерем в самом центре обитания хобгоблинов, или, что более вероятно, пока эльфы спали, патруль был взят в плотное кольцо.

Вся лощина, казалось, была полна желтоклыкастыми рукхами, которые, выставив перед собой щиты, припадая к земле, чуть ли не вприсядку, тяжело, но осторожно продвигались вперед. Похоже, они уже выучили, что магия – это всегда опасно, и учли урок. А это доказывало, что они и прежде убивали магов.

Эльминстер поднялся над слабеющим, уже харкающим кровью эльфом и бросил быстрый взгляд за спину. Да, они были и там, медленно приближались с теми же торжествующими и выжидательными ухмылками. Их было штук семьдесят, а то и больше. И теперь проблемой могло стать то, что у него осталось довольно мало заклинаний.

Принц выбрал то единственное заклинание, которое могло помочь выиграть время, чтобы подумать о достойном пути отступления. Он рванул кожаную застежку седельной сумки, выдернул все шесть сразу оказавшихся под рукой кинжалов, бросил их в сторону наступающих, прошипел нужные слова и сделал какие-то движения пальцами. Все шесть лезвий взвились в воздух, подобно потревоженным осам, и, словно обрели крылья, стали дружно кружить, прикрывая молодого принца и вспарывая лица тех рукхов, которые подобрались к нему слишком близко.

Это вызвало общий гневный вопль, и хобгоблины со всех сторон хлынули к Эльминстеру. Кинжалы свистели и кололи всех, кто вторгался в их плотный круг, но это были всего только шесть кинжалов против огромного числа рукхов, тесно сомкнувших ряды, чтобы добраться до молодого мага. Плечо Эла онемело, после того как в него ударило и отскочило в сторону кем-то брошенное копье, пролетевший камень задел юношу по носу, и он еле устоял на ногах. К сожалению, заклинание Эльминстера подало рукхам хорошую идею: к чему лезть в бой с волшебными кинжалами, когда можно просто похоронить их создателя под градом брошенных стрел, копий и камней?