Шрифт:
– Обедать, обедать, обедать! Марш по домам!
– Вот видите, - сказал венерянин, - вас зовут. Значит, и мне пора. До свидания!
– Всего хорошего, - сказал я первым, и все подхватили хором: - Всего хорошего!
Он вошел в ракету и захлопнул за собой люк. Мы, помню, тогда ни капельки не удивились, когда громадная ракета совершенно бесшумно взлетела над двором, хотя, нет, легкое недоумение, конечно, появилось: ведь не такие уж несмышленыши мы были, отлично понимали, что любая ракета - это гром и пламя, но нам приятен был именно такой - бесшумный и плавный старт, и мы поверили в его реальность, заставили себя в тот момент забыть о земных ракетных стартах, трескучих и жарких, и все стояли и смотрели ракете вслед до тех пор, пока она не пронзила небо, и небо сомкнулось за ней, чистое синее небо, и тогда мы перевели взгляд на клумбу - ни один цветочек не был на ней примят!
Нам стало грустно, как никогда, и каждый лишь еще крепче прижал к себе свою игрушку, и Артем стиснул нашего мишку что есть силы, а я глядел на него снисходительно, как и полагается старшему брату, и, честно говоря, был взволнован не меньше его.
– Артем, Борис! Марш обедать! Сколько раз повторять?!
– Пошли, - тихо сказал Артем, и все ребята начали разбредаться по подъездам.
Артем шагал молча, бережно неся плюшевого мишку, - он так и притащил бы его домой и сказал бы гордо: "Вот, медведь с Венеры", и прихвастнул бы что-нибудь еще, но тут гадкая зависть вдруг поднялась в моей душе.
– Ну-ка, - потребовал я, останавливая его, - давай сюда мишку.
– Вот еще, - удивился Артем, - с чего это вдруг?
– А что, только ты с ним будешь играть? Он такой же мой, как и твой.
– И ничего ты не получишь, - разозлился Артем.
– Раньше думать надо было.
– Это мы еще посмотрим, кто о чем думал. Гони медведя, или по шее заработаешь!
– Подумаешь, - фыркнул Артем, - испугал!.. Я на тебя - тьфу!
– и пошел дальше.
Все во мне прямо вспыхнуло от обиды - ну мог ли я, хоть и был старшим братом, сдержаться, скажите?
Словом, произошла отчаянная потасовка.
– Я убью тебя!
– страшным голосом крикнул я и рванул игрушку на себя.
Но Артем вцепился в нее, как клещами.
– Отдай по-хорошему!
– Фиг тебе, фиг тебе!
– прыгало передо мной потное красное лицо Артема.
– Два фига!
Ох и драка же была тогда!.. Никогда, наверное, мы так не дрались с ним - ни до, ни после.
С балкона раздался сердитый голос отца:
– Оболтусы несчастные! Вас же звали обедать!
Мы мигом вскочили и замерли, с трудом переводя дыхание.
– Где медведь?
– спросил я наконец.
– П-почем я знаю?
– чуть заикаясь от напряжения, проговорил Артем.
И тут мы увидели нашу игрушку - она валялась метрах в двух от нас на тротуаре, разодранная в клочья, выпотрошенная, грязнея, - противно было даже прикоснуться к такой.
– Это ты, - еле слышно сказал Артем.
– Ты виноват.
– Почему я?
– пожал я плечами, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Сам виноват не меньше.
– Ты первый начал, - еще тише сказал Артем, и я увидел, что лицо его готово сложиться в трагическую мину, вслед за которой раздастся ужасающий рев, и, конечно, упреки родителей, и, конечно, обоюдная вражда до конца вечера - этого еще не хватало!
И тогда я решился на самый крайний, убийственный шаг.
– Послушай-ка, - сказал я как можно спокойнее, - в ведь не было никакого венерянина.
Глаза у Артема широко раскрылись, губы вытянулись в дудочку, будто хотел он свистнуть, хотя свистеть никогда и не умел...
– Врешь, - произнес он трагическим шепотом.
– Я сам видел.
– Ха, - сказал я, презрительно сплюнув на тротуар, - что ты видел?
– Все: и ракету, и венерянина, и как он мишку в руки брал. И ребята тоже видели.
– Ха, - повторил я снова, еще громче.
– Ничего этого не было. Мы играли, понимаешь? Это была только игра! А ты в нее, дурачок, и поверил.
– Ну и что?
– насупился Артем.
– Что из этого? Ты сам тоже поверил. А теперь смеешься. Ты свинья последняя, Борис. Так нечестно, нечестно!..
– Не валяй дурака, - разозлился я.
– А обманывать себя и думать, что все это правда, по-твоему, честно?
– Отдай медведя!
– вдруг заорал Артем так, что стал пунцовым до кончиков ушей.
– Бери, - пожал я плечами.
– Пожалуйста. Вон - валяется.
Артем встал на четвереньки и начал подбирать клочья от медведя, и собрал все до последнего лоскутка, а я стоял над ним, и мне, право же, было смешно - что вы хотите, я был старше на целых три года и кое-что смыслил в жизни...
Артем сгреб в охапку остатки игрушки и поднялся с тротуара.
– Я больше никогда не буду с вами играть, - тихо сказал он.
– Никогда.
– Привет тебе с кисточкой, - скривился я.
– Уж больно ты нам нужен.