Шрифт:
– Не Минга, а К-Анг-Си.
– Извини. С моей памятью еще не все в порядке. Так или иначе, я совершал пре неприятнейшие поступки, и ты ненавидела меня достаточно сильно, чтобы решиться на развод. Зачем тогда ты вернулась?
– Ты был вчера прав. Ты совсем не тот, кого я ненавидела. Ты старый Пауль.
– Даже если ко мне вернется память об этих девяти месяцах?
– Даже тогда, - сказала она.
– Люди меняются. Ты прошел сквозь ад и вышел с той стороны. Ты снова работаешь. Ты перестал быть угрюмым, гадким, замкнутым. Мы отправимся в Каракас или куда ты захочешь, ты начнешь работать и расплатишься со всеми долгами, как ты и говорил вчера.
– А Пит?
– Он расторгнет брак. Мы договорились об этом.
– Добрый старый Пит, - проговорил Мюллер и покачал головой. Сколько продлится наше счастье, Кэрол? Если ты думаешь, что до среды твое решение может вдруг измениться, лучше скажи мне об этом прямо сейчас. Тогда мне не стоит ввязываться в это дело.
– Не может измениться. Никогда.
– Даже несмотря наго, что я бросил в тебя вазу работы Ги-Ченг-Анга?
– К-Анг-Си, - поправила она.
– Точно. К-Анг-Си, - он заставил себя усмехнуться. И вдруг на него обрушилась вся усталость прежних дней и ночей.
– Я вроде бы переработал, - сказал он.
– Неистовство созидания во искупление потерянного времени. Давай, прогуляемся.
– Великолепно, - согласилась она.
Они вышли и нос к носу столкнулись с роботом-сборщиком.
– Зайдите вечером, сэр, - сказал Мюллер.
– Мистер Мюллер, я представляю отдел кредитных перечислений Акме Брасс и...
– Обращайся к моему поверенному, - отрезал Пауль.
С моря накатывались волны тумана. Звезд не было видно. Огни вечернего города едва проступали в белой пелене. Пауль с Кэрол неторопливо шли по парку. Он ощущал странную легкость в голове не от одного лишь недосыпания. Сон и явь слились воедино. Это были необычные дни. Они прошли в главные ворота и теперь медленно брели по площади перед музеем, рука в руке, ни слова ни говоря друг другу. Они миновали консерваторию, и тут Мюллер заметил впереди толпу, тысячи людей, смотрящих на возвышение для оркестра.
– Что это там?
– спросила Кэрол. Мюллер пожал плечами. Они затесались в толпу.
Минут через десять они пробились достаточно близко к сцене, чтобы видеть происходящее. На сцене стоял высокий, тонкий человек с диким взглядом и нечесаной рыжей шевелюрой. Рядом с ним стоял маленький сгорбившийся человечек в рваной одежде, и еще с дюжину стояли с боков, держа глиняные чаши.
– Что тут такое?
– спросил Мюллер соседа.
– Религиозный обряд.
– Что-что?
– Новая религия. Церковь Забвения. Вот тот - главный проповедник. Что, ничего не слыхал?
– Совершенно ничего.
– Началось все это в пятницу. Видишь вон того типа с крысиной физиономией? Около проповедника? Это он высыпал в воду эту дрянь. Он сознался, и его заставили выпить его собственную отраву. Теперь он ничего не помнит и помогает проповеднику. Вот чертово отродье!
– А что они делают сейчас?
– В чашах у них это снадобье. Они пьют и все забывают. Пьют и забывают.
Сгущающийся туман заглушал слова человека на возвышении. Мюллер старался разобрать, о чем он говорит. Он видел просветленные глаза фанатиков. От предполагаемого отравителя исходило сияние. Из темноты всплывали слова:
– Братья и сестры... радость, сладость забвения... придите к нам, живите с нами... забвение... прощение... даже самым большим злодеям... забудьте... забудьте...
Чаши обошли стоящих на сцене. Люди, пришедшие, чтобы пополнить ряды последователей нового учения, принимали чаши, отпивали, счастливо кивали головами. В углу сцены стояли трое мужчин с твердыми лицами и наполняли чаши вновь.
По спине Мюллера пробежал холодок. Он вдруг подумал, что то, что зародилось на этой неделе в парке, будет жить долго, будет жить даже тогда, когда события в Сан-Франциско станут достоянием истории; ему почудилось, что нечто невидимое и страшное вырвалось на волю и раскатывается по всей стране.
– Примите... испейте... забудьте...
– выкрикнул проповедник.
– _Примите... испейте... забудьте..._ - отозвалась криком толпа.
Чаши пошли по рукам.
– О чем это он?
– шепотом спросила Кэрол.
– Примите... испейте... забудьте...
– _Примите... испейте... забудьте..._
– Благословенно есть сладостное забвение.
– _Благословенно есть сладостное забвение_.
– Сладостно сложить с себя тяжкую ношу души.
– _Сладостно сложить с себя тяжкую ношу души_.
– Радостно возродиться вновь.
– _Радостно возродиться вновь_.
Туман все сгущался. Мюллер уже с трудом видел здание аквариума, стоящее через дорогу. Он покрепче сжал руку Кэрол и стал подумывать, что пора выбираться отсюда.
Он должен был согласиться, что в чем-то этот проповедник прав. Разве не стало лучше ему самому после того, как попавшее в кровь лекарство смыло часть его прошлого? И все же... увечить мозг подобным образом, намеренно, с радостью, испивая забвение до дна...