– Стоит ли сдаваться?
– обратился он к ним.
– Кому из вас предоставлен шанс самому создать свою жизнь? Каждому. Ваша память чистый лист бумаги! Избирайте, какой проделаете путь, лепите свои "я" по собственной воле - вы возрождены святым забвением, вы все. Отдыхайте теперь те, кто пришел к нам вновь. Остальные пусть отправятся в путь, ища скитальцев, заблудших и потерянных, прячущихся в городе...

Когда он кончил говорить, то увидел кучку людей, проталкивающихся к нему со стороны Южной Дороги. Халдерсен торопливо пошел им навстречу, опасаясь неприятностей. Подойдя поближе, он увидел полдюжины своих апостолов, вцепившихся в неряшливого, небритого испуганного маленького человечка. Они швырнули его под ноги Халдерсену. Человечек дрожал, словно заяц, окруженный сворой гончих. Глаза его блестели. Его клиновидное лицо - с острым подбородком и с выступающими острыми скулами - было бледно.

– Это он отравил воду!
– завопил кто-то.
– Мы отыскали его в меблированных комнатах на Иуда Стрит. У него там целый мешок отравы, схемы городского водопровода и пачка компьютерных программ. Он признался. Он признался!

Халдерсен взглянул на человечка.

– Это правда?
– спросил он.
– Это сделали вы?

Человек кивнул.

– Как вас звать?

– Не скажу. Требую адвоката.

– Убейте его!
– взвизгнула какая-то женщина.
– Оторвите ему руки и ноги!

– Убей его!
– пронесся по толпе ответный рев.
– Убей его!

Халдерсен понял, что все эти люди запросто могут превратиться в неуправляемую толпу.

Он обратился к схваченному:

– Скажите, как вас зовут, и я защищу вас. Иначе я ни за что не отвечаю.

– Скиннер, - едва слышно пробормотал человечек.

– Скиннер. Вы отравили воду?

Еще один кивок.

– Зачем?

– Чтобы покончить.

– С кем?

– Со всеми. С каждым.

Классический параноик. Халдерсен почувствовал к нему жалость. Но только он. Толпа жаждала крови.

Высокий мужчина взревел:

– Заставьте этого ублюдка выпить его же дрянь!

– Нет, убей его! Затопчи его!

Голоса становились все более угрожающими. Теснее смыкались разъяренные лица.

– Послушайте меня!
– закричал Халдерсен, и его голос перекрыл рокот толпы.
– Сегодня вечером здесь не будет убийства!

– Что ты собираешься делать? Выдашь его полиции?

– Нет, - ответил Халдерсен.
– Мы будем жить вместе. Мы научим этого несчастного блаженству забвения, а потом сообща разделим нашу новую радость. Мы люди. Мы обладаем способностью прощать даже закоренелых грешников. Где этот порошок? Кто-то говорил, что нашли лекарство. Сюда. Сюда. Кладите. Так. Братья и сестры, покажем же этой темной, заблудшей душе путь к спасению. Так. Так. Дайте мне, пожалуйста, воды. Благодарю. Сюда, Скиннер. Поставьте его на ноги, будьте добры. Держите его за руки. Как бы он не упал. Минутку, я найду нужную дозу. Так. Так. Сюда, Скиннер. Прощение. Сладостное забвение.

***

Работать вновь было так хорошо, что Мюллер не мог остановиться. В субботу к полудню студия была готова. Он уже давно в подробностях продумал скелет первой фигуры. Теперь все зависело только от его усилий и времени. Скоро ему будет что показать Кастину. Он заработался до поздней ночи, соединяя арматуру и наскоро проверяя последовательность звуков, которые должна была издавать скульптура. Ему в голову пришло несколько интересных идей насчет звуковых триггеров - устройств, включающих звук при приближении зрителя. Кэрол была вынуждена напомнить ему про ужин.

– Не хочу отвлекать тебя, - сказала она, - но, похоже, если этого не сделать, сам ты не остановишься.

– Извини. Восторг созидания.

– Оставь немножко энергии на другие дела. Есть и другие восторги. Хотя бы восторг от еды.

Она все сготовила сама. Великолепно. Он снова вернулся к работе, но в половине второго Кэрол снова отвлекла его. Теперь он и сам подумал, что надо кончить. Он с лихвой отработал дневную норму и был покрыт благородным потом, который выступает, когда работаешь на совесть. Две минуты под молекулярным освежителем - и пота как не бывало, одна лишь прекрасная усталость выложившегося виртуоза. Он не ощущал такого вот уже год.

Наутро его разбудила мысль о неоплаченных долгах.

– Роботы все еще здесь, - сказал он.
– Они не ушли. Да и с чего бы это? Даже если во всем городе замрет жизнь, никто ведь не прикажет роботам угомониться.

– Наплюй на них, - сказала Кэрол.

– Что я и делаю. Но не могу же я наплевать на долги. Расплачиваться-то все равно придется.

– Ты же работаешь. У тебя будут доходы.

– Ты знаешь, сколько я должен?
– поинтересовался он.
– Почти миллион. Если в течение года я буду создавать по скульптуре в неделю и продать их по двадцать кусков за каждую, я сумею расплатиться со всеми. Но я не могу работать с такой скоростью, да и рынок не сможет поглотить столько Мюллеров, а Пит, определенно, не станет покупать их все в счет будущей продажи.

Он отметил, как потемнело лицо Кэрол при упоминании о Пите Кастине.

Он сказал:

– Знаешь, что я сделаю? Сбегу в Каракас, как и собирался до всех этих фокусов с памятью. Я буду работать там и переправлять все, что сделаю, Питу. Возможно, года за два-три я сумею расплатиться с долгами по сто центов за доллар и спокойно вернуться сюда. Как ты думаешь, это возможно? Я хочу сказать, если смоешься в оазис, неужели тебе на всю жизнь забьют все кредиты, даже если ты потом заплатишь все, что должен?