Поговаривали, что здесь имелись все книги, которые когда-либо издавались во всем цивилизованном мире. Согбенные под тяжестью лет бледные от постоянного пребывания в помещении мудрые старые библиотекари целыми днями перебирали дрожащими тощими руками бесчисленные тома, расставляли их и стирали с них пыль, то и дело благоговейно замирая перед той или иной жемчужиной необозримого собрания.

Надпись у входа извещала, что здесь находится отделение истории. Тизмет уже много лет не заходила в библиотеку, но сейчас, повинуясь неясному импульсу, помчалась туда. Она сама не знала, зачем ей это.

Возможно, она рассчитывала найти какую-то забытую древнюю летопись, в которой обнаружились бы записи о жившей многие тысячи лет назад сестре короналя, которая неким странным образом добилась обретения короны. Она так с такой скоростью влетела в дверь, что врезалась в невысокого коренастого человека, который столь же торопливо шел ей навстречу. Тизмет ударилась о незнакомца грудью и плечом с такой силой, что ее развернуло; у нее перехватило дыхание. Сильная рука подхватила ее и не позволила врезаться в стену

Принцесса остановилась, чтобы перевести дух, и оперлась рукой о стену.

— Прошу простить меня, — пробормотала она, еще не до конца придя в себя, — я так сожалею. Мне следовало быть повнимательнее…

Это был Престимион. Стройный, аккуратный, одетый в прекрасно скроенный камзол из мягкой белой кожи и бледно-зеленые рейтузы, отделанные волнистыми полосами оранжевого бархата.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Только… только немного ушиблась.

Он стоял перед нею, приятно улыбаясь. Казалось, что он вовсе не заметил столкновения. В левой руке он держал три книги, еще несколько валялись под ногами. Тизмет заставила себя вымученно улыбнуться. Ее грудь болела от удара, и ей хотелось потереть ее, но ведь не перед ним же! Она сделал было шаг вперед, но Престимион, протянув руку, остановил ее.

— Прошу вас, раз уж мы так столкнулись друг с другом… Нельзя ли мне поговорить с вами, Тизмет?

— Здесь? Сейчас?

— Прошу вас, — повторил Престимион. Изящным движением он поднял упавшие книги и, взяв всю стопку под мышку, любезно предложил ей руку. Тизмет была просто не в состоянии воспротивиться, вся ее ярость была истрачена в столкновении с Корсибаром. Он провел ее внутрь, в одну из тех кабинок, где веками сидели ученые, штудируя тома, найденные на бесконечных стеллажах, тянувшихся по длинным туннелям вниз, в сердце Замковой горы.

Они сидели напротив друг друга, и кучка книг лежала между ними, словно баррикада. Тизмет были хорошо знакомы проницательные близко посаженные зеленовато-синие глаза Престимиона, его узкое лицо, тонкие красиво очерченные губы, широкие плечи. Он был бы еще красивее, подумала она, будь его волосы более блестящими. Но он и так был привлекательным мужчиной. Тизмет, как бы со стороны, удивилась тому, что вдруг подумала об этом.

— Вы за что-то сердитесь на меня, Тизмет? — спросил он.

— Сержусь? Почему вы так думаете?

— Я видел вас недавно на турнире, вы смотрели не на арену, и на вашем лице было написано выражение, которое я назвал бы яростью. Сначала мне показалось, что ваш горящий взгляд был направлен на вашу мать, но Септах Мелайн предположил, что это было не так, что вы смотрели на меня.

— Он был неправ. Между нами не было никакой ссоры, Престимион.

— Значит, вы поссорились с матерью? — Эти слова сопровождались мимолетной веселой улыбкой.

Тизмет постаралась улыбнуться в ответ.

— У моей матери тяжелый характер, и для меня оказалось нелегко увидеть ее спустя все эти годы. Но нет, нет, с ней у меня тоже не было ничего такого, что можно было бы назвать ссорой. Как и ни с кем другим. Я нахожусь в согласии с миром. Если на площади Вильдивара у меня был напряженный вид, то это лишь из-за самого турнира, из-за страха, что кто-нибудь пострадает. Я никогда не могла понять, какое удовольствие вы, мужчины, испытываете, участвуя в этих развлечениях и наблюдая за ними. — Это была чистая ложь, каждое слово, и бровь Престимиона чуть заметно дернулась; вероятно, он был не в состоянии полностью скрыть своего удивления. Но принцесса спокойно продолжала: — Скорее, я могла бы ожидать, что вы затаили гнев по отношению ко мне. Или хотя бы к моему брату. Но вы производите впечатление воплощенного дружелюбия.

— Вы и я всегда были добрыми друзьями, не правда ли, Тизмет?

Эта фраза тоже была ложью, по крайней мере, она была столь же далека от правды, как и ее слова. Она ответила на нее скромной улыбкой и даже слегка покраснела.

А Престимион продолжал говорить все тем же добродушным тоном.

— Что касается восхождения Корсибара на трон… Что ж, конечно, я был поражен этим, как и все остальные, даже, пожалуй, сильнее большинства. В этом я откровенно признаюсь. Но затаить гнев? Это все равно что затаить гнев на промочивший вас дождь. Это случилось, и дело теперь обстоит именно так, как оно обстоит. Корсибар наш корональ, и я желаю ему долгой жизни и счастливого правления. Кто мог бы желать ему чего-либо другого?

Тизмет придала своей улыбке хитрое понимающее выражение.

— Вы хотите сказать, что не испытываете даже чувства негодования?

— Здесь больше подошло бы слово «разочарование». Вы же знаете, что я надеялся стать королем.

— Да, об этом знали все.

— Но жизнь повернулась ко мне другим боком, ну, так тому и быть. В жизни есть иные удовольствия кроме сидения на троне и издания декретов, и я надеюсь теперь вкусить их полной мерой.

Его пристальный взгляд смущал ее. Снова, как некогда в Лабиринте, она почувствовала неожиданное влечение к нему. Тогда это ужаснуло ее и привело в бешенство, но тогда Престимион был врагом, конкурентом. Теперь все это осталось в прошлом. Даже если отбросить две трети из того, что он сейчас сказал, ей все же казалось, что он смирился с судьбой. К тому же она замечала явные признаки его влечения к ней. А нельзя ли это каким-нибудь образом использовать в ее собственной борьбе с Корсибаром, подумала Тизмет.