— В течение пяти дней… — протянул Корсибар. — И тогда ты станешь наконец понтифексом. После стольких лет, проведенных на втором троне.

— Да, после многих лет.

— А нашим короналем станет Престимион.

— Да, — вновь подтвердил лорд Конфалюм. — Престимион.

Следующий день соревнований был посвящен стрельбе из лука — любимому спорту Престимиона, в котором он всегда далеко превосходил всех остальных; и на этот раз никто не ожидал иного исхода. Но соревнование предполагает соперничество, и поэтому больше десятка самых метких лучников царства торжественно выстроились на линии стрельбы рядом с принцем Малдемарским, чтобы продемонстрировать свое мастерство.

Первым стрелял граф Ирам Норморкский и показал вполне приличный результат, примерно так же выступил Мандрикарн Стиский, а Навигорн Гоикмарский оказался чуть более метким, чем первые двое. Следующим стрелял всеобщий любимец грубовато-добродушный граф Камба Мазадонский, который некогда обучал Престимиона этому искусству. Камба, почти не целясь, выпускал стрелу за стрелой. Моментально истыкав яблочко мишени, он снял с головы кепи с длинным козырьком, бросил его в сторону королевской ложи и бодрой походкой удалился с поля.

Вперед выступил Престимион. Мишени освободили, и он наложил на тетиву первую стрелу. Его стиль совсем не походил на манеру Камбы: он внимательно присмотрелся к мишени, несколько раз качнулся взад и вперед на пятках, наконец поднял лук, натянул тетиву, тщательно прицелился и пустил стрелу.

Леди Тизмет в этот день пришла на Игры и сидела рядом с братом в полупустой ложе короналя. Когда стрела Престимиона, закончив полет, вонзилась точно в центр мишени, она почувствовала непроизвольную дрожь восхищения. Она не испытывала никакой симпатии к этому человек, но не могла не оценить его мастерство. Ей нравился этот вид спорта, для которого требовались сила, координация движений и острота глаза; стрельба из лука привлекала ее гораздо больше, чем, скажем, метание молота, не предполагавшее ничего, кроме наличия грубой силы, и уж, конечно, больше, чем борьба. Ее первая фрейлина леди Мелитирра была свидетельницей омерзительной потасовки между Гиялорисом и Фархольтом и попыталась описать ее принцессе во всех подробностях, уделив особое внимание жестокости и кровопролитию, но после первых же пяти фраз Тизмет велела ей замолчать.

А Престимион стоял на линии стрельбы, подтянутый, стройный и на удивление маленький, — надо же, он всего лишь на несколько дюймов выше ее! — но его широкие плечи свидетельствовали о недюжинной физической силе, а каждое движение было воплощением изящества. И теперь Тизмет рассматривала его, получая неожиданное удовольствие от того, как он выбирал стрелу, аккуратным отточенным движением наложил ее на тетиву и безошибочно направил в цель.

Внезапно в ее мозгу с ошеломляющей яркостью, словно мощный костер, разгоревшийся на ветру из незаметной искры, сверкнуло невесть откуда взявшееся видение: она и Престимион. Его мощное тело рядом с ее хрупким, его губы с силой прижимающиеся к ее рту, ее платиновые ногти, отчаянно впивающиеся в его спину в неистовом пароксизме экстаза… Отчаянным усилием воли она отогнала возникшие образы и мысленно представила себе иное зрелище: тело Престимиона, свисающее с крюка над пропастью перед стеной Замка.

— Потрясающе! — воскликнул Корсибар.

— Что? — спросила застигнутая врасплох Тизмет.

— Его стрельба, конечно!

— Да, ты прав. Другие были хороши, но Престимион значительно сильнее их всех. Такое впечатление, что он мог бы поразить птицу в полете, а потом, пока птица падает, всадить вторую стрелу в первую.

— Думаю, он вполне на это способен, — ответил Корсибар. — Я так считаю, потому что видел, как он это делает на самом деле.

— И что, он всегда так хорошо стрелял?

— С самого начала. Лук, которым он пользуется, раньше принадлежал Камбе. Камба подарил его Престимиону, когда тому было двенадцать лет, и сказал, что принц заслужил право владеть им, потому что уже тогда стрелял лучше, чем первый хозяин этого оружия. Ты не смогла бы натянуть этот лук и за миллион лет. Мне самому удалось сделать это лишь с большим трудом. А то, как он заставляет стрелы точно ложиться именно туда, куда он хочет…

— Да, — рассеянно согласилась Тизмет. Престимион выпустил последнюю стрелу. Все они впились в центр мишени, причем настолько плотно одна к другой, что при каждом выстреле оставалось только удивляться, как стрелку удалось найти место для еще одного острия.

— Думаю, здесь не обошлось без колдовства, — заявил Корсибар. — Наверно, когда он был еще ребенком, над ним прочли заклинание, благодаря которому он может творить со стрелами такие чудеса.

— Насколько мне известно, если, конечно, можно верить слухам, Престимион вовсе не сторонник волшебства.

— Действительно, я тоже не раз слышал об этом. Но какое еще объяснение можно найти? Только действие колдовства. Только оно.

Престимион с довольным видом удалился с поля. Его место на линии занял Хент Меккитурн, скандар из свиты прокуратора, державший лук длиной в добрых два ярда, как детскую игрушку. Верхними руками он натягивал тетиву, а нижними накладывал на нее стрелу, и, когда выпустил ее, она ударилась в цель с громким глухим стуком, а сила удара была такова, что яблочко мишени чуть не сорвалось с подставки. Но огромный скандар отличался лишь силой, ловкости же ему явно недоставало, а потому он, конечно, никоим образом не мог приблизиться к результату Престимиона.

— Тизмет, я должен рассказать тебе… На днях, когда мы смотрели борьбу, Дантирия Самбайл сообщил мне о весьма странных вещах… — начал было Корсибар. — Эй, сестра, посмотри-ка на этого клоуна!

На позицию для стрельбы вышел рыцарь в костюме цветов герцога Олджеббина. Очевидно, он привык изображать из себя нечто наподобие шута: первую стрелу он направил высоко вверх, и она, описав крутую дугу, упала почти отвесно и вонзилась в мишень. Второй выстрел он сделал, стоя спиной к мишени, а третий — пустив стрелу между расставленными ногами. Все три угодили в мишень, хотя и не слишком точно; но то, что они вообще попали в цель, уже само по себе было достойно удивления.