— Это из его карманов?

На столе комиссара лежал затрепанный бумажник из кожи, бывшей когда-то зеленой, а в нем, кроме профсоюзной карточки, фотографии девушки: лицо круглое, очень свежее, на голове венок тяжелых кос. Без сомнения, чешская крестьянка. И деньги — две бумажки по тысяче франков, три по сто.

— Приличная сумма! — проворчал Мегрэ. Длинный кнопочный нож с тонким, отточенным, как бритва, лезвием…

— Тебе не кажется, что этим ножом вполне могли убить Маленького Альбера?

— Пожалуй, шеф.

Носовой платок, тоже зеленоватый: Виктор Польенский явно любил зеленый цвет.

— Забирай. Вещичка не из аппетитных, но почем знать, может, твои анализы что и покажут.

Пачка сигарет, зажигалка немецкой работы, мелочь. Ключа нет…

— Ты уверен, Люкас, что ключа не было?

— Твердо, шеф.

— Его раздели?

— Еще нет. Ждут Мерса.

— Иди, старина. На этот раз присутствовать не могу — время поджимает. Да гляди не надорвись: тебе ведь до глубокой ночи дела хватит.

— Я свободно продержусь двое суток без сна. Не впервой.

Мегрэ позвонил в кафе «У Маленького Альбера».

— Ничего нового, Эмиль?

— Ничего, шеф. Работаем помаленьку.

— Народу много?

— Меньше, чем утром. На аперитив еще зашли, обедать — никто.

— Твоей жене не разонравилось изображать хозяйку бистро?

— Она в восторге. Произвела в спальне генеральную уборку, сменила простыни, и мы недурно устроимся. А что ваш рыжий?

— Убит.

— Как?!

— Когда ему захотелось вернуться домой, один из его дружков всадил в него пулю.

Еще один заход в инспекторскую. Надо обо всем подумать.

— Что с желтым «Ситроеном»?

— Ничего нового. Однако поступают кое-какие сигналы из района Барбес-Рошешуар.

— Не пренебрегайте. По такому следу стоит пойти. Опять-таки в силу топографических соображений: от бульвара Барбес два шага до Северного вокзала. А Маленький Альбер долго работал официантом в одной из пивных в этой части города.

— Есть хочешь, Люкас? — спросил комиссар.

— Не очень. Могу потерпеть.

— Что скажет жена?

— Ничего не скажет. Надо только позвонить ей и предупредить.

— Давай. Я звоню своей, и ты остаешься со мной. Мегрэ все-таки несколько утомился и предпочитал работать не в одиночку, тем более что ночь обещала быть напряженной. Они зашли в пивную «У дофины», выпить аперитив и, как всегда, простодушно удивились, почему даже теперь, когда розыск идет полным ходом, вокруг них продолжается нормальная жизнь, люди занимаются своими маленькими делами и шутят. Что им до того, что какой-то чех убит на улице Сицилийского Короля? Десяток строк в газетах — и только. А еще через несколько дней они прочтут, что убийца схвачен.

Никто, кроме посвященных, не знал, что готовится облава в одном из наиболее густонаселенных и беспокойных районов Парижа. Вряд ли кто-нибудь замечал и расставленных на всех перекрестках инспекторов, старательно напускавших на себя безразличие. Пожалуй, одни лишь проститутки, жавшиеся по темным углам, откуда они время от времени выныривали на тротуар в надежде подцепить прохожего, растерянно хлопали глазами, узнавая по характерному облику сотрудников службы охраны нравственности: они уже догадывались, что им предстоит провести часть ночи в участке. Впрочем, они привычные — такое случается с ними по меньшей мере раз в месяц. Если они не больны, к десяти утра их отпустят. Велика важность!

Хозяева меблированных комнат тоже не любят, когда к ним вваливаются в неурочный час для проверки регистрационных книг. Ну уж книги у них в порядке, всегда в порядке. Им суют под нос фотографию. Хозяева делают вид, что внимательно всматриваются в нее, подчас идут даже за очками.

— Знаете этого субъекта?

— В жизни не видел.

— Чехи у вас проживают?

— Есть поляки, итальянцы, один армянин, а вот чехов нет.

— Ладно.

Рутина! Инспектор на бульваре Барбес, у которого одно задание — желтая машина, опрашивает содержателей гаражей, механиков, постовых, торговцев, привратниц.

Рутина! На Шаратонской набережной Шеврие с женой играют роль владельцев бара и сейчас, закрыв ставни, наверняка болтают у пузатой печки, а потом мирно улягутся в постель Альбера и косоглазой Нины. Вот кого еще нужно разыскать. Что с ней? Известно ли ей, что муж убит? Если да, почему она не явилась опознать труп после опубликования фото в газетах? Другие могли его и не опознать, но она?.. Что если убийцы увезли ее с собой? Ее ведь не было в желтой машине, которая доставила тело на площадь Согласия.