— Жили в гостинице?

— Сняли очень удобную квартиру близ Променад Дезанглэ. Через два месяца Ван Крам вышел за сигаретами и не вернулся. С тех пор она его не видела.

— И не получала никаких известий?

— Он часто писал: из Лондона, из Копенгагена, из Гамбурга, из Нью-Йорка — и каждый раз присылал деньги.

— Много?

— Иногда много, иногда мало. Просил, чтобы писала о себе, а прежде всего о дочурке.

— Она делала это?

— Да.

— Всегда «до востребования», правда?

— Да. Тогда она и начала играть. Дочка росла, уже ходила в школу…

— …И никогда не видела своего отца?

— Ей было два месяца, когда он исчез, и с того времени не показывался во Франции. Ей ничего о нем не было известно. Последний перевод, год назад, был весьма значительным, но мать проиграла все за одну ночь.

— Неужели Ван Крам не спрашивал ее, где дочь? Он знал, что она в Париже?

— Да. Но мать не знала адреса.

— Это все, старик?

— Почти. Думаю, что она была не совсем откровенна, когда говорила что ей ничего не известно, каким образом ее муж зарабатывает на жизнь О чуть было не забыл о самом важном… Когда несколько лет назад ей нужно было продлить свое удостоверение личности, ей захотелось, чтобы его выписали на фамилию Ван Крам. У нее потребовали свидетельство о браке. Предъявила свой единственный документ, составленный на турецком языке. Его старательно исследовали, отправляли даже в турецкое консульство. Затем сообщили, что этот документ не имеет никакого юридического смысла и что она никогда не была замужем.

— Она очень огорчилась?

— Нисколько. Ничего не может выбить ее из колеи, за исключением того, что красное выходит двенадцать раз подряд, когда она сделала двойную ставку на черное. Слушаешь ее, и кажется, что она живет в каком-то нереальном мире. Когда я рассказал ей о дочери, ни на секунду не потеряла самообладания. Сказала только: «Надеюсь, она не очень мучилась…»

— Конечно, ты сейчас пойдешь спать?

— Если бы! Должен мчаться в Жуан-ле-Пен, где в казино накрыли какого-то афериста. Я вам еще нужен, патрон?

— Пока нет. Хотя подожди… Не показала ли она тебе фотографию своего экс-муженька?

— Я просил ее об этом. Она сказала, что в доме была только одна фотография, это она сняла его, а он об этом даже не подозревал, так как у него был какой-то комплекс: он терпеть не мог фотографироваться. Наверное, уезжая в Париж, дочь забрала ее с собой, так как фотография исчезла.

— Спасибо.

Мегрэ положил трубку и вместо того, чтобы погасить свет и попытаться уснуть, встал, чтобы закурить.

Вдова Кремье вспоминала о фотографии, которую ее квартирантка носила в бумажнике, но он слишком много думал в то время о самой девушке, чтобы обратить на это внимание.

Мегрэ стоял посреди комнаты в пижаме и домашних туфлях на босу ногу. Жена предпочитала ни о чем не спрашивать. Может быть, под впечатлением недавнего сна, он подумал о Лоньоне, Несколько часов назад, не придавая этому никакого значения, пообещал ему: «Буду вас обо всем информировать».

Существование Юлиуса Ван Крама могло принципиально изменить ход расследования.

— Позвоню ему рано утром, — прошептал он.

— Ты что-то сказал?

— Ничего. Сам с собой разговариваю.

Он нашел номер телефона Растяпы с площади Константэн-Пекер. Во всяком случае Лоньону не придется потом ни в чем его упрекать.

— Алло! Могу я попросить вашего мужа. Извините, что разбудил мадам, но…

— Я не спала. Целыми ночами не могу сомкнуть глаз. Засыпаю только на час-другой, — ответила мадам Лоньон, раздраженным и как бы плачущим голосом.

— Говорит комиссар Мегрэ.

— Я узнала месье по голосу.

— Я хотел бы переговорить с вашим мужем.

— А я думала, что он с вами. Он сказал, что работает на вас.

— Когда он ушел?

— Сразу после обеда. Быстро поел и исчез, предупредив, что может не вернуться на ночь.

— Не сказал, куда пошел?

— Он никогда не говорит.

— Благодарю, мадам.

— Значит, это неправда, что он работает с вами?

— Почему? Правда.

— А почему же получается, что вы не…

— Он не обязан сообщать мне о каждом своем шаге. Она не поверила. Подумала, что комиссар лжет, чтобы выгородить ее муженька, и собиралась выпытывать дальше, но Мегрэ положил трубку и сразу же позвонил во 2-й комиссариат, где ему ответил полицейский Ледан.

— Там есть Лоньон?

— Не появлялся со вчерашнего вечера.

— Спасибо. Если он придет, попроси его позвонить мне домой.

— Так точно, комиссар!

И тут в голове у него промелькнула скверная мысль, похожая на ту, что была во сне. Ни с того ни с сего он забеспокоился, почему Лоньона нет ни дома, ни на работе и никто не знает, где он сейчас может быть. Следствие в ночных заведениях он закончил, таксистов тоже допросил. Не подлежит сомнению, что еще один визит в «Ромео» тоже не продвинул бы дело вперед.

Однако Лоньон проводил ночь на охоте. Неужели это означает, что он напал на след?