Мегрэ поднялся из-за стола.

– А теперь с вашего позволения пойду поприветствую Жюльена, прежде чем завалиться спать.

Комиссар полиции Ферон и репортер, оба, пришли в замешательство.

– Вы действительно ничего не знаете?

– Не имею ни малейшего понятия.

– И не читали газет?

– В течение трех дней организаторы Конгресса и Торговая Палата Бордо не дали нам ни минуты передышки.

Они, полные сомнений, переглянулись.

– Вы знаете, где проживает следователь?

– Конечно. Если только город не изменился со времени моего последнего визита к Шабо.

Они никак не могли решиться оставить Мегрэ в покое. Даже не тротуаре встали по бокам.

– Месье, имею честь откланяться.

Журналист настаивал:

– И вам нечего заявить "Уэст-Эклеру"?

– Ничегошеньки. Всего хорошего, господа.

Комиссар втянулся в улицу Республики, пересек мост и на всем пути до Шабо не встретил и пары прохожих. Его друг проживал в старом доме, которым молодой Мегрэ так в свое время восхищался. С тех пор он ничуть не изменился - весь из серого камня, крыльцо в четыре ступеньки, высокие окна с квадратиками форточек. Сквозь задвинутые шторы пробивался слабый свет. Он позвонил и вскоре услышал цокот мелких шагов по вымощенному белой плиткой коридору. В двери приоткрылся глазок.

– Дома ли месье Шабо, - спросил он.

– Кто там?

– Комиссар Мегрэ.

– Это действительно вы, месье?

Он узнал голос Розы, бессменной в течение тридцати лет горничной Шабо.

– Сейчас открою. Потерпите чуток, пока я сниму цепочку.

Одновременно она крикнула куда-то во внутренние покои дома:

– Месье Жюльен! Это ваш друг, господин Мегрэ... Входите, входите... Хозяин побывал сегодня после обеда на вокзале... И был разочарован, не встретив вас. Как же вы добрались?

– Поездом.

– Вы хотите сказать, что ехали вечерним омнибусом?

Дверь наконец открылась. В хлынувшем наружу оранжевом свете предстал мужчина высокого роста, худой, слегка сутуловатый, одетый в домашнюю куртку их велюра каштанового цвета.

– Ты ли это?
– воскликнул он.

– Конечно я. Просто не успел на нужный поезд. И сел в первый попавшийся.

– А где багаж?

– В отеле.

– Ты с ума сошел? Надо послать за ним. Договорились же, что остановишься у нас.

– Послушай, Жюльен...

Странно все же. Почему-то Мегрэ был вынужден делать над собой усилие, чтобы называть бывшего однокашника по имени, да и звучало оно для него необычно. Не получалось даже спонтанного обращения к Шабо на "ты".

– Заходи! Надеюсь, ещё не ужинал?

– Уже. В "Отеле де Франс".

– Мне предупредить мадам?
– прервала их Роза.

Мегрэ тут же вклинился.

– Думаю, она уже почивает?

– Только что поднялась к себе. Но ложится она не раньше одиннадцати, а то и в полночь. Я...

– Ни за что на свете. Я запрещаю её беспокоить. Увидимся утром.

– Она будет недовольна.

Мегрэ прикинул, что мадам Шабо должно было быть сейчас не меньше семидесяти восьми лет. В глубине души он сожалел, что пришел сюда. Тем не менее послушно пристроил утяжеленное впитавшейся влагой пальто на старинную вешалку и проследовал за Жюльеном в его кабинет, в то время как Роза, которой самой уже перевалило за шестьдесят, ожидала распоряжений.

– Что будешь пить? Выдержанный коньяк?

– Как тебе угодно.

Роза, с лету угадав безмолвное указание патрона, вышла. Со времени последнего посещения запах в доме остался прежним - добротного, хорошо ухоженного жилья, где отменно готовят, а паркет тщательно натирают, и это была ещё одна деталь, которой завидовал когда-то Мегрэ.

Он готов был поклясться, что и из мебели ничего с тех давних пор не передвигали.

– Садись. Рад тебя видеть...

Его так и подмывало заверить Шабо, что и над тем время не властно. Он узнавал привычные черты, характерные выражения лица. Но каждый из них старел не на глазах другого, поэтому Мегрэ плохо представлял, что делают с человеком годы. Тем не менее он подметил никогда раньше не бросавшуюся ему в глаза в облике Шабо какую-то тусклость, неуверенность в себе, легкую вялость.

Были ли они всегда у того? Может, просто ускользнули в свое время от внимания Мегрэ?

– Сигару?

Целая горка коробок громоздилась на камине.

– По-прежнему верен трубке.

– Ах, верно. Совсем позабыл. А я вот уже двенадцать лет, как бросил курить.

– Врач запретил?

– Нет. В один прекрасный день сам себе сказал, что пускать дым глупая затея и...

Вошла Роза с подносом, н котором стояли бутылка, покрыта легким слоем пыли винного погребка и всего одна пузатая хрустальная рюмка.