— Да, но он не ревновал. Ему, конечно же, не понравилось бы, застань он его с Лулу, но, поскольку это происходило за его спиной…

— Продолжайте. Его это не устраивало. А ее?

— Кажется, какое-то время она сопротивлялась.

— Какие, по-вашему, чувства испытывала Луиза Филон к профессору?

Мегрэ совершенно машинально стал говорить о профессоре таким же тоном, как и мадам Гуэн. Он говорил о человеке, которого никогда не видел, так, словно тот присутствовал в комнате.

— С ней было так же, как и с другими. К тому же, не забывайте, что он спас ей жизнь и обращался с ней так, как никто до этого.

Ее рассуждения были четки и логичны.

— Чтобы быть с вами до конца откровенной, убеждена, что и деньги сыграли свою роль. Точнее, не сами деньги, а связанная с ними перспектива беззаботной жизни.

— Лулу никогда не думала оставить профессора, чтобы жить только с Пьеро?

— Насколько мне известно, нет.

— Вы видели ее любовника?

— Я встретила его как-то у входа.

— Он часто сюда приходил?

— В принципе нет. Они встречались где-то после обеда, но я не знаю где. Здесь он ее редко навещал.

— Ваш муж знал об этом?

— Возможно.

— Как вы считаете, он высказывал недовольство?

— Возможно, но не из-за ревности. Это трудно объяснить.

— Ваш муж очень был привязан к Лулу?

— Она ему обязана всем. Ведь он буквально воскресил ее. А может быть, он думал о том дне, когда у него не будет уже других женщин? Мне кажется, но это только мои предположения, что перед ней он совершенно не испытывал чувства стыда.

— А перед вами?

С минуту она молча всматривалась в лежащий на полу ковер.

— Я все-таки женщина.

Комиссар едва не воскликнул: «А она была ничем?» Потому что мадам Гуэн, наверняка, именно так и подумала, а может быть, и профессор именно думал так?

Какое-то время все трое молчали. За окном бесшумно шел дождь. В доме напротив зажгли свет, и за кремовыми занавесками была видна двигавшаяся тень.

— Расскажите мне о вчерашнем вечере, — произнес Мегрэ и, указав на свою набитую трубку, добавил: — Вы позволите?

— Конечно.

Комиссар так был захвачен разговором, что совершенно забыл о курении.

— О чем бы вы хотели услышать?

— Сначала одна деталь. Муж обычно ночевал у нее?

— Очень редко. Наша квартира занимает целый этаж. Слева — гостиная. Справа — спальня и ванная комната мужа, библиотека и еще одна комната, где хранится научная литература, и, наконец, его кабинет и комната секретарши.

— Вы спите в разных комнатах?

— Так было всегда. Наши спальни разделяет гардеробная.

— Могу я задать вам один нескромный вопрос?

— Это ваше право.

— Вы поддерживаете супружеские отношения с мужем?

Мадам Гуэн еще раз бросила взгляд на беднягу Люка, который явно чувствовал себя лишним в этой компании и не очень хорошо представлял, как ему себя вести.

— Редко.

— У вас есть любовник?

— Эта мысль мне как-то не пришла в голову.

Она на секунду умолкла, стараясь перехватить взгляд комиссара.

— Вы мне верите?

— Да.

— Спасибо. Люди не всегда любят правду, а когда долго живешь с таким человеком, как профессор Гуэн, приходится идти на некоторые жертвы.

— Так, значит, он спускался к ней, а потом поднимался обратно?

— Да.

— А вчера вечером?

— Нет. Это происходит не каждый день. Иногда его визит продолжается лишь несколько минут раз в неделю. Все зависит от того, сколько у него работы.

— Он поддерживает контакты и с другими женщинами?

— Да, то есть такого типа контакты, о которых я вам уже говорила.

— А вчера?

— Он видел ее несколько минут после обеда. Я знаю это точно, поскольку, уходя, он не вызвал лифт, а это верный признак. Значит, он спустился по лестнице к ней.

— Почему вы считаете, что он оставался всего несколько минут?

— Я слышала, как он вышел из ее квартиры и вызвал лифт.

— Вы следили за ним?

— Вы страшный человек, комиссар. Да, я слежу за ним, как и всегда, но вовсе не из ревности. Как вам это объяснить получше? Я считаю своим долгом охранять его, знать обо всем, что он делает, где находится, мысленно следовать за ним.

— В котором часу это было?

— Около восьми. Мы быстро пообедали, поскольку вечером профессор должен был поехать в больницу Кошен. Его беспокоило состояние пациента, которого он в тот день оперировал, и он хотел подежурить у его постели.