Что мог записывать за ним лейтенант Льюис? А ведь он что-то писал в своей книжечке и при этом был так серьезен, как если бы допрашивал опаснейшего преступника, — Тут один из них — тот, что повыше, — вытащил из кармана банкноты, новенькие банкноты по сто долларов. На столе стояла бутылка виски и содовая. Не знаю, кто их принес, — не помню, чтобы в бильярдную заходил официант. «Пей, болван», — сказал мне тот тип. Я выпил. Потом он пересчитал билеты у меня на глазах, сложил их и сунул в карман моей куртки. «Видишь, мы с тобой по-хорошему. Тебя можно было бы выпотрошить другим способом — припугнуть: ты ведь трус. Но мы такие же бедняки, как ты, и решили, что лучше будет заплатить тебе. Понимаешь? Ну а теперь — к делу! Ты расскажешь нам все, что знаешь. Понятно?» Клоун посмотрел на комиссара своими блеклыми глазами и выговорил:

— Я сказал им все.

— Что вы им сказали?

— Всю правду.

— Какую правду?

— Что вам известно все.

Комиссар, все еще не понимая, нахмурился и в раздумье закурил трубку. Он спрашивал себя, рассмеяться ему или принять всерьез печального клоуна; такого чудовищного похмелья Мегрэ никогда прежде ни у кого не видал.

— Что мне, собственно, известно?

— Прежде всего, правда о «J and J».

— Да какая правда, черт возьми?

Несчастный малый посмотрел на него с таким глубоким изумлением, словно спрашивал себя, уж не играет ли Мегрэ с ним в прятки.

— Что Джозеф тот, который играл на кларнете, — был либо мужем, либо любовником Джесси. Вам это прекрасно известно.

— Вот как?

— И что у них был ребенок.

— Что-что?

— Джоз Мак-Джилл. Кстати, обратите внимание на имя — Джоз. И по времени сходится. Я видел, как вы сами подсчитывали. А Мора, то есть Маленький Джон, тоже был влюблен и ревновал. Он убил Джозефа. А может, потом убил и Джесси. Если только она не умерла с горя.

Теперь уже комиссар смотрел на клоуна в полном недоумении. А еще больше удивляло его, что лейтенант Льюис лихорадочно записывает за Декстером.

— Потом, когда Маленький Джон разбогател, его стали мучить угрызения совести, и он позаботился о ребенке, но никогда его не навещал. Даже наоборот — отправил в Канаду с некой миссис Мак-Джилл. Мальчишка, который взял себе фамилию старухи шотландки, понятия не имел о фамилии человека, который пришел к нему на помощь.

— Продолжай, — покорно вздохнул Мегрэ, в первый раз обращаясь к Декстеру на «ты».

— Вы это знаете лучше меня. Я рассказал им все. Мне необходимо было заработать пятьсот долларов, понимаете? Ведь оставалась же еще у меня капля порядочности! Маленький Джон тоже был женат. Во всяком случае, у него появился ребенок, которого он отправил учиться в Европу. Миссис Мак-Джилл умерла. А может, Джоз удрал от нее. Не знаю. Возможно, вы знаете, а мне не сказали. Но сегодня ночью я вел себя так, как будто вам известно все. Они давали мне виски большими стаканами. Можете мне не верить, но мне было так стыдно, что я решил идти до конца… На Сто шестьдесят девятой улице жил портной-итальянец, который знал всю историю от начала до конца и который, наверно, видел, как произошло убийство. В конце концов Джоз Мак-Джилл встретил его — как это произошло, не знаю, но, конечно, по чистой случайности. И тут он узнал правду о Маленьком Джоне.

Теперь Мегрэ благодушно попыхивал трубочкой с таким видом, с каким взрослые слушают занимательные рассказы детей.

— Продолжай.

— Мак-Джилл связался с какими-то подозрительными типами вроде тех, что поили меня сегодня ночью. Они решили начать шантажировать Маленького Джона. И Маленький Джон испугался. Когда они узнали, что из Европы приезжает его сын, они решили прижать папашу и, по прибытии судна, похитили Жана Мора, чтобы получить за него выкуп. Я не мог сказать им, каким образом Жан Мора очутился в «Сент-Рейджи». Может быть, Маленький Джон выложил кругленькую сумму? Может быть, разузнал, где прячут молодого человека? Ведь он далеко не дурак… Словом, я подтвердил, что вам известно все.

— И что их могут арестовать? — спросил Мегрэ и поднялся.

— Не помню. Думаю, что да. И что вам о них известно.

— О ком — о них?

— О тех, кто дал мне пятьсот долларов.

— А что они сделали?

— Сбили старика Анджелино, потому что Мак-Джилл понял: вы все раскроете. Вот и все. Можете арестовать меня.

Мегрэ отвернулся, чтобы скрыть улыбку, но лейтенант Льюис был серьезен, как папа римский.

— И что же они тебе на это ответили?

— Впихнули меня в машину. Я подумал, что они пристукнут меня в каком-нибудь глухом квартале, — кстати, и пятьсот долларов бы к ним вернулись. Но они просто-напросто высадили меня напротив муниципалитета и сказали…

— Что?

— «Иди проспись, идиот!» Что вы собираетесь делать?

— Сказать вам то же самое.

— Что-что?

— Повторяю: идите и проспитесь.

— И больше к вам не приходить?

— Как раз наоборот.

— Я вам все еще нужен?

— Возможно, понадобитесь.

— В таком случае…

Он со вздохом бросил искоса взгляд на пятьсот долларов.

— Дело в том, что одну-то сотню я разменял. Иначе я не смог бы добраться к себе даже подземкой. И сегодня я попрошу у вас не пять долларов, как всегда, а только один. Раз уж я стал подлецом…

— Что вы об этом думаете, лейтенант?

Вместо того чтобы расхохотаться, — а Мегрэ подмывало именно расхохотаться — коллега О'Брайена серьезно перечитал свои записи.

— Жана Мора велел увезти не Мак-Джилл.

— Само собой, черт побери!

— Вы это знаете?

— Я в этом убежден.

— А нам это известно достоверно.

У Льюиса был такой вид, словно он выиграл партию, подчеркнув различие между знанием американской полиции и простой убежденностью своего французского коллеги.