На бульварах, против обычного, было пусто. Кое-где люди теснились вокруг жаровен. Асфальт побелел от инея.

Мсье Гир шел враскачку, не замечая женщин, случайно касавшихся его на ходу. Он добрался до улицы Ришелье, вошел в редакцию “Ле журналь” и сунул в окошко для мелких объявлений приготовленный заранее листок бумаги и тридцать франков. Инспектору это надоело. Рискуя потерять Гира, он бросился к окошку, как только тот отошел, и показал свое удостоверение:

— Дайте мне его объявление.

Служащая, разумеется, передала ему листок. Красивым почерком на нем было написано: “Предлагается легкая работа, плата от восьмидесяти до ста франков в день, возможно совмещать с основной. Обращаться к мсье Гиру, Париж, улица Сен-Мор, 67”.

Они снова оказались вместе у входа в метро “Бурс”, куда и вошли, один следом за другим. И вышли на поверхность у Порт д'Итали, все так же, один позади другого. Мсье Гир читал вечернюю газету. Инспектор со злостью смотрел на него. В трамвае они сидели рядом. Было семь часов пять минут, когда мсье Гир вышел из трамвая на конечной остановке в Вильжюифе и направился к своему дому, куда вошел с невиннейшим видом. Инспектор вошел вслед за ним, толкнул застекленную дверь привратницкой и проворчал, обращаясь к своему коллеге, который пил горячий кофе из кружки:

— Ты что здесь делаешь?

— А ты?

Мальчишка готовил уроки на углу стола. Лампа горела тускло. Почтальон только что выложил на клеенку груду печатных изданий рядом с синим эмалированным кофейником.

— Мсье Гир?

— Как, ты тоже?

Консьержка переводила взгляд с одного на другого, лицо у нее было измученное.

— Вы думаете, это он, правда? Боже ты мой! Она заплакала. Послышалось нервное всхлипывание, исхудавшие руки уже задрожали.

— Я боюсь!.. Не уходите… Я вот уже две недели умираю со страху…

Сын поглядывал на нее из-за тетрадей. Девчушка сидела на полу.

— Чашечку кофе? — спросил инспектор, явившийся первым. И налил своему сотруднику кофе.

— Что тебя навело на его след?

— Пластырь на лице… Потом его работа… Такие вот субъекты сулят уж не знаю сколько там в день за легкую работу и рассылают людям за пятьдесят — шестьдесят франков коробочку красок, которая двадцати не стоит, и шесть открыток для раскрашивания…

Консьержка не скрывала разочарования. Первый инспектор встал и, казалось, заполнил собой всю привратницкую.

Говорят, у него там окровавленное полотенце. Хотел бы я знать, что у него с лицом…

Они не знали чем заняться. Один из них налил себе еще кофе.

— Я боюсь на лестнице с ним встретиться, — задыхаясь, сказала консьержка. — Да он всегда на меня страх наводил. И на всех!

— Он что, развлекаться никуда не ходит?

— Разве только по воскресеньям. По-моему, в кино.

— И к нему никто не приходит?

— Никто.

— А кто у него хозяйничает?

— Он сам. Он меня никогда к себе не пускал. Только вот сегодня утром ему, наверно по ошибке, прислали каталог, это в первый раз случилось, вот я и решила воспользоваться, чтобы посмотреть. Я из-за двери крикнула ему, что письмо…

Инспекторы переглядывались, не зная что предпринять.

— Вы уж сделайте что-нибудь, арестуйте его или не знаю что. Не могу я больше так жить и думать про это… Понимаете, он идет мимо и девчонку мою гладит по головке. А мне так страшно, как будто…

Теперь она уже плакала всерьез и не вытирала слез, подбрасывая дрова в печь. С улицы слышался шум проезжавших мимо машин, а издалека — трамвайные звонки. Было жарко, но ноги замерзли.

— Может, подняться под каким-то предлогом? Им обоим было не по себе.

— Нет, пусть он сюда спустится. Пойдите скажите, что тут его спрашивают.

— Я? Ни за что! Нет, ни за что на свете! Она дрожала, плакала как-то нехотя, изредка всхлипывая.

— У меня и мужа-то нет, чтобы защитил. А по ночам здесь все вымирает, разве только на полной скорости машина пронесется.

Она рывком подняла дочку.

— Сядь на стул.

— Вы уверены, что у него утром никакой раны не было?

— Не знаю. Как будто… Да, поклясться готова… Весь день думала об этом, даже голова разболелась.

— Ну что, старик, пошли наверх?

Этого не понадобилось. Кто-то спускался по лестнице. Консьержка прислушалась, бросилась к двери и открыла ее.

— Мсье Гир!

Она дрожала, стоя в открытых дверях, глядя на обоих мужчин, как бы говоря: “Теперь дело за вами”.

— Извините…

Мсье Гир просил извинения, топтался у порога, потом сделал два шага вперед, удивленный, смущенный…

— Что такое?..

Он не видел консьержку, ее закрывали распахнутые створки двери. Инспекторы подтолкнули друг друга локтем. Девочка взглянула на мсье Гира и вдруг громко расплакалась.