Он глубоко вздохнул — столько воздуха могло войти только в его могучую грудь.

— Ну как? Если вас это забавляет, можете продолжить сами в том же духе. Завтра, если верить врачу, я встану.

Как и в любое другое утро, вы с шести часов найдете меня на канале. Еще бокал? Вы забыли взять сигары. Гассен только что прислал мне со своей баржи пятьсот штук — контрабанда! Как видите, я от вас ничего не скрываю.

Он тяжело поднялся, обеими руками опираясь о подлокотники кресла.

— Благодарю за помощь, — проговорил Мегрэ, воспользовавшись самой затасканной формулой.

В глазах у обоих искрился смех. Они иронически смотрели друг на друга, как бы обмениваясь невысказанными намеками, может быть, бросая друг другу вызов, а может быть, даже испытывая друг к другу нечто вроде притяжения.

— Позвать служанку вас проводить?

— Благодарю. Я помню, куда идти.

Они не пожали руки — тоже как бы по обоюдному согласию. Дюкро, мрачная тень на светлом квадрате, остался у открытого окна. Он, видимо, устал куда больше, чем хотел показать, и дышал часто, прерывисто.

— Желаю удачи. Как знать, может, вы и подцепите те двадцать тысяч.

За кухонной дверью кто-то плакал. Мегрэ вышел на лестничную площадку и спустился на несколько ступенек, постоял в задумчивости. Потом достал из пакета, лежавшего у него в кармане, какой-то листок. Это было заключение медицинского эксперта, в котором, между прочим, говорилось:

«Предположение о суицидной попытке следует отвергнуть в связи с невозможностью для человека нанести самому себе подобную рану».

В светлой тени комнатушки завозилась только что вошедшая туда привратница.

А на улице, как в паровой бане, дрожал и клубился горячий воздух, сверкало солнце, искрилась тончайшая каменная пыль, все шумело и двигалось; подошел трамвай, остановился и тут же тронулся дальше. В бистро справа почти беспрерывно звенел дверной колокольчик. Камнедробилка с ужасающим грохотом поглощала текущий в нее поток каменных глыб. На канале маленький буксир с синим треугольником надрывно гудел у ворот шлюза, которые только что закрылись у него перед носом.

На ярко-синей вывеске с изображением парохода, над которым парит чайка, было написано: «Встреча „Орлов“. Проводка судов по Марне и Верхней Сене».

Это было то бистро, что справа. Мегрэ толкнул дверь, вошел, уселся в углу, и разговоры в зальце сразу оборвались. За столиком поодаль расположилась компания из пяти человек. Они сидели, откинувшись на спинки стульев, заложив ногу на ногу, сдвинув фуражки на лоб — солнце слепило даже в помещении. Четверо были в синих тельняшках, кожа у всех была обожжена и начинала лупиться, волосы на затылках и висках выгорели.

Пятый, хозяин заведения, тотчас встал и направился к Мегрэ.

— Что будете пить?

Заведение сияло чистотой. Пол устилали свежие опилки, стойка сверкала, в воздухе витал сладковато-горький запах — был час аперитива.

— Ну, дела!.. — громко вздохнул один из посетителей, раскуривая потухшую сигарету.

Это «ну, дела!», должно быть, относилось к появлению Мегрэ. Комиссар спросил кружку пива и теперь методично уминал в трубке табак. Сидевший напротив невысокий русобородый старик одним духом осушил свой стакан и, вытирая усы, буркнул:

— Повтори-ка, Фернан!

По перевязанной правой руке нетрудно было догадаться, что это и есть старый Гассен. Да и товарищи его, как бы демонстрируя собственную осведомленность, многозначительно уставились на старого речника, а тот, в свою очередь, на Мегрэ, да так пристально, что на заросшем щетиной лице кожа собралась складками.

Он уже порядком набрался, движения его стали развинченными и неуверенными. В Мегрэ он почуял полицейского и, видимо, встревожился. Это заметил не только комиссар: приятели Гассена решили немного поразвлечься и стали подзуживать старика.

— Да, Гассен, вот это денек, — с состраданием в голосе сказал один.

Другой, подмигивая первому, подхватил:

— Гассен, тебе вроде бы есть о чем потолковать с месье?

Старик угрюмо засопел и набычился.

Хозяин бистро чувствовал себя неловко, а клиенты забавлялись вовсю, вполне, правда, беззлобно и, пожалуй, даже доброжелательно.

В открытое окно был виден только парапет набережной, мачты и надстройки судов, да еще крыша домика смотрителя шлюза.

— Когда снимаешься с якоря, Гассен? — спросил кто-то. И добавил чуть слышно: — Поговори-ка с этим.