— Он струхнул, и это значит, что его жизнь конечна — будь он человеком или чужим, клоном человека или клоном чужого, будь он хоть чертом лысым. Он в принципе смертен! Но в течение последних сорока лет — можно так выразиться? — он изменился, но только в лучшую сторону, стал еще красивее. У нас есть достоверное свидетельство из первых уст, что он был усыновлен. Стоп. Вот если бы обнаружились фотографии младенца… Чтобы мы исключили возможность подмены одного человека другим.

— Зачем она нужна, эта подмена?

— Да не знаю я. Так, говорю, что в голову придет. Да и какое это имеет значение, раз Зира его опознала… Младенец рос, рос и вырос в ясновидца.

— А как он оказался в «Мече Карающем»? Интересно, у них есть объяснение его феномена ясновидения?

— А как же. После своей смерти Меч Карающий обязательно воплощается в какого-нибудь человека, который однажды сам осознает свои нестандартные возможности и понимает, куда он должен прийти.

— Зомби какой-то… Может, это андроид?

— Не смешите, Ион. Мы по семь раз на дню проходим идентификацию личности. Его обязательно зацепили бы. Рядовому патрульному просто вменяется в обязанность уничтожить андроида на месте, без всякого разбирательства. За последние шестьдесят восемь лет в галактике не зафиксировано ни одного случая обнаружения андроида. Другое дело, если это клон.

— Я говорю не думая… Разве у андроидов могут быть дети?

— Не забыть спросить у Зиры, какое имя он носил тогда…

— Я спросил, — хмуро сказал Ион.

— И?..

— Вы и сам можете догадаться…

— Так. По крайней мере одно имя я назвать могу. Хадис?

— Горячо. Нет ничего проще закончить.

— Неужели у него была та же фамилия? Да ладно вам, чего вы хмуритесь? Зира очень любила его…

— Но зачем фамилию менять?! Ведь они не поженились!

— В нашем случае это ничего не решает. Итак, Хадис Регенгуж-ди-Монсараш?..

— Хадис Ион Регенгуж-ди-Монсараш.

— Вот так… — Скальд даже растерялся.

— Да. Черт, я сам удивился, как он похож на меня, а оказалось, что это я на него… Как сказал Гладстон, ошибки быть не может, даже в мелочах все сходится, в частности, налицо полное антропометрическое сходство… Что уж про геном говорить? Сын чужого, — Ион скривился. — Я теперь все время к себе прислушиваюсь. Пощупайте, Скальд, если нетрудно, — у меня на спине жабры не появились?.. — Скальд хмыкнул. — Я всегда чувствовал невероятную отчужденность от Риссера. Это был совершенно посторонний человек, который жил своей жизнью. Ну зато теперь, слава богу, нашелся родитель. Риссер по сравнению с ним просто жизненный идеал.

— Признаюсь, давно я не был так заинтригован, как сейчас. Он стал вашим отцом, потом умер. Его примерно в то же время усыновили — младенцем. И вот он снова перед нами, вылитый тот. Чудесная, замечательная загадка… Вы играете в шахматы, Ион? Там есть задачи, которым тысячи лет, и тысячи лет они вызывают восторг своей красотой и совершенством. У таких изящных тайн, как тайна господина Анахайма, и решение должно быть очень простым.

— Надеетесь разгадать…

— Допустим, он клон. Допустим, что весь накопленный им за одну человеческую жизнь опыт — культурный, эмоциональный, житейский и прочий — переписывается в новый клон, то есть его сознание переведено на язык цифр и существует в виде матрицы, с которой делаются отпечатки. А как иначе? Зачем тогда Анахайму бояться смерти своего физического тела? Незачем. Но он боится! Согласен, страх перед смертью — даже у него — может быть инстинктом, чисто физиологической издержкой сознания, естественным природным отрицанием конечности своего бытия, с которым человек никогда не может окончательно смириться. Но ведь он знает, что будет продлен как живое существо! Тогда почему, черт возьми, боится так сильно?! — Скальд взглянул на Иона. Тот пожал плечами. — Ответ тут только один — потому что процедура его клонирования не так проста. Можно даже сказать, она чрезвычайно сложна. Из-за чего? Проанализировав историю появления «младенца из космоса», частично мы можем ответить на этот вопрос: решающим фактором здесь может оказаться момент случайности, связанный с дальностью расстояний, опасностью пребывания в захламленном космическом пространстве, незапланированной ненадежностью команд и кораблей, нанятых для обнаружения младенца, и прочее. Как вам нравится сам факт существования этой случайности, от которой зависит жизнь всемогущего чужого, обладающего баснословными богатствами, неограниченной властью и даром ясновидения, а?

— По-моему, так не должно быть…

— Вот именно!

— И какой вывод вы делаете из всего этого?

— Глобальный. Он одинок, — веско произнес детектив. — У него есть простые исполнители, но он никому не может доверить свою тайну, иначе ею сразу воспользуются, и роль бога, которую он играет, будет для него навсегда утрачена. А раз так, его власть предельно сконцентрирована в одном месте — чтобы он мог управлять всем и сам. И по ней можно нанести один-единственный разрушительный удар…

— Ой, красиво, Скальд. Слишком красиво. Еще кофе?

— Нет. Я уже спать хочу. Меня от кофе всегда в сон клонит. Давайте закругляться. А перед сном еще раз выстроим в один ряд все наши загадки, зададимся этими простыми и изящными вопросами: кто такой Анахайм? почему он обладает даром ясновидения? почему он — младенец из космоса? почему корабль с младенцем двигался от границы с чужими? что такое Селон и должны ли мы связывать его с местом рождения младенца?

— Вы забыли еще один, самый важный… — Ион зевнул. — Все-таки почему он никогда не учил уроков?..

Главный офис компании Анахайма по производству зубной пасты «Свежее дыхание», крупнейшей в этом секторе, торчал в самом центре столицы как гвоздь, крепко вколоченный в хмурое осеннее небо. Скальд дважды за время пребывания на Имбре мельком видел это узкое, заостренное кверху стоэтажное здание, но, конечно же, не подозревал, что оно принадлежит Анахайму. Вокруг него в радиусе нескольких сот метров не было ни одного высотного сооружения — словно для того, чтобы все могли любоваться им без всяких помех.