О том, что кругом мелколесье, я догадываюсь ещё по лёгкому шуму при каждом порыве ветра. Так тихо, едва слышно могут шуметь только очень молодые верхушки деревьев.

Мелколесье кончается.

Я - на большой поляне. Теперь мне надо найти здесь мой шалаш. Его я смастерил ещё накануне днём, сделал из таких же тоненьких, срубленных мною берёзок. А все щели между ветками аккуратно заткнул клоками старого сена. Оно валялось тут же, подле кустов.

Наконец я ощупью нахожу шалаш и забираюсь внутрь. Входное отверстие я тщательно заделываю ветками и клоками сена.

Вот теперь хорошо. Теперь я могу спокойно сидеть в своей засаде и ждать рассвета.

На утренней зорьке сюда, на поляну, обязательно прилетят чёрные лесные петухи - тетерева. На это место они собираются каждую весну, чтобы попрыгать, погоняться друг за другом, помериться силами и громкой, задорной песней возвестить на весь лес о начале весны.

В моей засаде они меня не заметят, и, когда хорошо рассветёт, я сумею застрелить одного, а может, и парочку краснобровых лесных красавцев.

А пока до рассвета можно и подремать немного. Но дремать не приходится: ночью лес полон самых различных звуков. То филин заухал; то, свистя крыльями, пронеслась стая уток, а вот тоненьким голоском не то заржал, не то заверещал заяц. Только ранней весной и можно услышать голос этого робкого, молчаливого зверька.

Ночью весенний лес не замолкает ни на минуту. Ухо невольно ловит все эти странные, полные таинственной прелести звуки. Слушаешь их и стараешься угадать, кому из лесных крылатых или четвероногих обитателей они принадлежат.

Но, чу, где-то высоко в небе послышался негромкий, протяжный звук, будто там, в вышине, заблеял барашек. Это взлетел над болотистой низиной и затоковал бекас. Значит, скоро рассвет. Нужно устроиться поудобнее, положить рядом ружьё и сумку с патронами, чтобы всё было под руками.

Только я закончил необходимые приготовления, и вдруг возле самого шалаша как зашипит кто-то: "Чуф-шшш..." Помолчал немного и снова: "Чуф-шшш..." Вот он, желанный гость, - старый тетерев-токовик первым пришёл пешком на поляну и первым ещё до света подал голос тетеревиному сборищу, или току, как его называют охотники.

В ответ на призыв старого токовика из разных концов леса донеслось громкое чуфыканье. Тетерева начали слетаться на место тока.

Тяжёлые, крупные птицы садились вокруг моего шалаша. Я слышал их, но ничего не мог разглядеть в серой предутренней мути. Задорное чуфыканье раздавалось с разных сторон. С громким хлопаньем крыльев тетерева подскакивали и перелетали с места на место. Потом они замирали и заводили звонкую воркующую трель: "Уру-ру-ру-ру... уру-ру-ру-ру..." Казалось, что вокруг меня переливаются и журчат невидимые весенние ручейки. Затем снова раздавалось чуфыканье, хлопанье крыльев и поднималась какая-то возня: раззадорившиеся петухи начинали весёлую потасовку.

С каждой минутой становилось светлее. Теперь вся поляна казалась наполненной туманной серой мутью, и среди неё, то появляясь, то исчезая вновь, бегали, прыгали и перелетали с места на место какие-то тёмные силуэты.

Хорошо я их ещё рассмотреть не мог, но твёрдо знал по прошлому опыту, что это тетерева.

Ещё посветлело. Я уже ясно начал различать отдельных петухов. Они распускали лирой свои чёрные, на белой подкладке хвосты и, припав к земле, долго монотонно ворковали.

А вон в стороне, у куста, с громким чуфыканьем сходятся два лесных драчуна. Подступают друг к другу всё ближе, ближе, сейчас сцепятся.

Я направил на них ружьё, чтобы одним выстрелом взять сразу пару тетеревов. Но тут что-то случилось. Все тетерева разом сорвались с поляны и исчезли в лесу. Кто же спугнул их? Неужели ещё какой-нибудь охотник подкрадывается к токовищу?

Лёгкий треск сучьев заставил меня обернуться и поглядеть в сторону.

Из кустов на поляну выбирался кто-то на четвереньках. Охотник? Да нет, это вовсе не человек, а какой-то зверь. Медведь! Вот он совсем вылез из-за веток, а следом за ним выскочили два медвежонка. В первую минуту мне сделалось как-то не по себе. Ружьё заряжено дробью на птицу, и ни одного пулевого патрона.

Но тут же я устыдился сам себя: "Какой же ты после этого натуралист, если испугался зверя в лесу, да ещё какого зверя - самого трусливого! Ведь только свистни - его уж и след простыл".

Так, подбадривая себя и держа на всякий случай ружьё наготове, я следил из своей засады за косолапой Семейкой.

Между тем мамаша с детьми вышли на полянку и занялись своими делами. Медведица начала разламывать лапами старые, трухлявые пни, засовывала морду в труху и, очевидно, выбирала оттуда разных жуков и личинок, а медвежата бегали возле матери, гонялись друг за другом и боролись, как толстые, неповоротливые щенки.