– Да, ничего, пустяки...

А погода, кажется, начинает портиться, ощущается какая-то гнетущая атмосфера. Всю ночь меня мучает тяжелый сон: палатка движется по маршруту по камням, бурелому... Неудобно, неуютно, муторно...

– Никому не казалось, что палатка движется?
– - спросила утром Света Курбакова. Я от удивления дернулся. Потом последовало всеобщее изумление.

В эту ночь все видели один и тот же сон...

Сегодня же я ощутил, что силы стали не те. Все так же светило солнышко, весна уступала дорогу лету, а для молодых людей, идущих по труднопроходимой тайге майский подножный корм был явно недостаточен. Несмотря на то, что опасности продолжали оставаться опасностями, постепенно нарастала какая-то апатия. Например, мы реже стали применять страховку.

Чтобы спуститься по сыпучему рыхлому отвесному склону, веревкой все-таки пришлось воспользоваться. Я полез первым, и когда до низа оставалось метра четыре, почувствовал легкий удар по той самой косточке, что находится немного ниже левого виска. Не придав этому значения, полез дальше, но почему-то ослабли руки. Мой спуск из "по-спортивному" перешел в спуск "лазаньем".

Спустившись, глянул вверх, где копошились Пром и Жутяйкин, и едва не упал, так потемнело в глазах. Похоже, веревка сбила маленький камешек, который метров с тридцати выстрелил в меня сверху.

Машинально прижав левую руку к виску, ощутил липкую кровь. Пошел по берегу, чувствуя безразличие и тоскливую усталость. Пройдя с полкилометра, я оглянулся, никого не увидел, присел на камень и как-то забылся.

– Борька, ты что?!
– - услышал вскрик и встрепенулся. Передо мной стояла Оля Черноверская.

– Да царапнуло вроде.

– Ой, да у тебя кровь!
– - тихо воскликнула она, доставая аптечку.

Я вытащил свой компас и посмотрел в его зеркальце, но ничего не увидел. Зеркальный визир был мутный.

– Михалыч! Надо подниматься наверх и идти верхами, иначе мы тут... поубиваем друг друга, -- предлагаю я руководителю, когда все участники собрались вместе.

– Или вернуться назад к избам и идти по тропе, -- убежденно добавляет Леша Шуркевич.

...Та тропа, как выяснилось позже, являлась кратчайшим и совершенно безопасным путем от устья реки Самурлу до плановой тропы 77 маршрута в верховье реки Караган.

– Ну, в принципе, так и сделаем, если прижимы не будут кончаться или капитально упремся, -- спокойно соглашается Филиппов, - по идее, они вот-вот должны кончиться, -- добавляет он. Никто не возражает.

Какова же была наша радость, когда, преодолев очередную преграду, мы увидели, что впереди путь свободен! Лишь далеко-далеко виднеется что-то очень большое, как гора.

Сегодня нас наверняка уже ищут... Контрольный срок кончился позавчера. Тогда же мы стали переходить на крапиву, саранку, черемшу. Вообще же, продукты начали растягивать еще раньше. Постоянно хотелось есть...

А сейчас проморосил дождик, и мы остановились на обед. Подойдя к шедшим впереди ребятам, я увидел, что они сгрудились в кучу и чем-то заняты.

– Что у вас там?
– - спрашиваю я и к своему восторгу слышу:

– Рябчика подбили!

– А кто?

– Я!
– - сказал Жутяйкин.

– Во, молодец!

– Тише, ты!
– - непонятно кого ругнула Света, -- с мясом не выщипывай!

И вот рябчик, мелко порезанный, варится в котелке с крапивой. В это время Андрей Изотов уходит на разведку. Обед уже готов, а Изотов все не возвращается. Кто-то из участников начинает бухтеть, но остальные довольны передышкой.

Андрей появляется через полчаса вспотевший и радостный. В руке, прижимая к груди, он держит свою коричневую шерстяную шапочку. "Наверно, принес птичьи яйца..." -- мелькает у меня мысль. Но он принес не еду, а хорошее известие.

– Впереди такая же дорога, прижимов нет, широкая береговая кромка -метров тридцать, а за горой должен быть поворот и слияние Чебдара с Башкаусом.

Все повеселели.

В похлебке мне попался кусочек "рябчика".

– Вот это супчик!
– - говорит Андрей Изотов, вытирая усы, - А мне бы сейчас табачку, и больше вообще ничего не надо...

– Давайте-ка, я вас сфотографирую, -- предлагает Леша, обращаясь ко мне и Дерябину. Обнявшись, словно раненые солдаты после боя, с перевязанными головами, мы с Серегой встаем перед фотообъективом.

– А теперь со мной!
– - вдруг требует Женя Беляев, и мы фотографируемся втроем.

– Знаете, что мы ели?
– - спрашивает Ульянов, -- ворону!

Особых эмоций это не вызывает, только Беляев обращается к Михалычу:

– А ворн едят?

– Едят все, -- назидательно отвечает руководитель. Потом выясняется, что ворону не подбили, а подобрали дохлую в луже. Кстати, попавшийся в супе кусочек вороны, никакого ощущения дохлятины не вызывал.

Наскоро поев, двинулись дальше.