Шрифт:
(Шебуев, Темнова, Панаевский и Ликина завопили от восторга и захлопали в ладоши: вот это да, вот это сюжет!)
– А вы, значит, нарциссизмом больны?
– Почему больна? Я наслаждаюсь чувством своей заурядности! Я в восторге от себя и от всего красивого, что вокруг. Некрасивое ненавижу. Нищих старух когда встречаю, расстреливала бы просто!
– рассмеялась Ирина.
– Даже так?
– А что?
– Собственную, может, старость хотите расстрелять?
– старался я быть мудрым, чувствуя себя при этом полным дураком.
– У меня старости не будет, - ответила Ирина.
– Почему?
– Не буду дожидаться. Повешусь.
– Да? Тогда мне пора покупать веревку и мыло, - сказал я, надеясь, что она хотя бы из вежливости успокоит: рано, мол, вам о старости думать.
Она не успокоила. Промолчала. Согласилась, стало быть.
16
Итак, газеты вышли.
Первым позвонил Валера. Рано утром. Он даже не из газет узнал, а из Интернета, который всасывает в себя, как огромный пылесос, все без разбора. Всосал и эту новость.
– Это что?
– спросил Валера.
– Что?
– Фотография - это что?
– Какая фотография?
Он объяснил.
Я удивился. Стал рассказывать, как все было: обморок, я чуть не упал, Ирина поддержала. Остальное выдумки.
– А зачем ты к ней пошел?
– Поговорить.
– О чем?
– Мало ли.
– Обо мне?
– Ну, допустим.
– А тебя просили? С какой стати вообще? Блин, хамство просто какое-то!
– Это ты кому?
– Тебе, извини! Зачем ты поперся?
– Послушай...
– Она что, жаловалась, что ли? Будто я ее преследую, что ли? Пусть не берет в голову! Я ей просто собирался сказать кое-что, а она боится! На всякий случай могу тебе сказать, кто она такая вообще!
– Мне это не пригодится.
– А зачем тогда пошел к ней?
– Она сама позвала. О тебе поговорить. О ситуации.
– И что обо мне говорила?
– Ты ей очень нравишься. Но не более того.
– А мне ничего и не надо было, между прочим! Она сказать это могла нормально? Мне, а не кому-то там! И вообще, хотя бы поговорить можно было или нет? Пусть скажет все, что обо мне думает, но не кому-то, а мне! Ты ей это можешь передать?
– Что?
– Что я хочу с ней поговорить. Минут пять, не больше, пусть не боится. Она ведь на самом деле мучается, я же знаю, будто я, вроде того, переживаю из-за нее. Вот я и хочу сказать, чтобы не мучилась, я не очень-то переживаю. Но я сам это ей хочу сказать, понимаешь?
– Да.
– Передашь?
– Ладно.
..........................
(Тут были мои комментарии к этому разговору. Опустим.)
Потом позвонила Нина.
– Анисимов, это ты?
– Я.
– Нет, в газете, на фотографии, это ты?
– Я.
– Как ты с ней познакомился? Как вообще попал в эти круги?
– Попал вот. Ты меня поздравить хочешь?
– А разве есть с чем?
– А разве не с чем?
Потом звонил недоумевающий Костик. Я сказал, что, да, застукали, Ирина Виленская моя любовница. Каюсь.
– Вообще-то для издательства скандал не помешает. Но не знаю, как Щирый посмотрит. Для нашего нового дела - ты понимаешь?
– для нашего нового дела нужна как раз тишина. А где ты с ней познакомился?
– Мы вместе в школе учились.
– Ясно... Постой, ты же, вроде, не москвич?
– Ну и что? Она тоже.
– Да? Ясно... Постой, а ей сколько лет?
– Сколько и мне. Просто пластическая операция.
– Да? Ясно...
Ну, и другие звонили.
Сам я купил газеты в метро. Стоял в углу вагона, стиснутый, читал, рассматривал фотографию. Раздраженно скомкал, сунул в сумку.
Напротив стояла женщина, тоже с газетой в руках. Рассеянно глянула на меня. И - в газету. И опять на меня. И вдруг улыбнулась - как знакомому. И я понял, что человек, чье лицо становится известным, тут же делается для всех - а это миллионы!
– своим, близким, кем-то вроде соседа или доброго приятеля. Потому что не близкому, не соседу и не приятелю не будешь же вот так улыбаться! Эта мысль меня, грубо говоря, потрясла. А женщина порылась в сумочке, достала ручку и протянула ее вместе с газетой. Я взял газету и расписался под фотографией. Она хотела что-то сказать, но я приложил палец к губам. Она поняла и кивнула, очень довольная. И даже отошла, оттиснулась от меня, чтобы удобней было хранить тайну. Я отвернулся.
В издательстве меня встретили, как именинника.
– Кто бы мог подумать!
– воскликнула Гурьева, женщина из бухгалтерии, очень простая на язык.
– Неужели нельзя подумать?
– галантно спросил я ее.
Она оценила меня взглядом, словно впервые видела. И сказала с оттенком удивления:
– Можно...
– Спасибо.
А Костик, улыбаясь, спросил:
– Нет, а как это делается вообще?
– Что?
– Ну, такая женщина - и ты!
– Если отбросить социальные и другие причиндалы, она просто женщина, я просто мужчина.