Сесили родила только неделю назад, поэтому вынуждена была оставаться в своей спальне, но с молодой матерью все время находились или Дэйзи, или Элеонора, или Маргарет, да и вообще все, включая безмерно гордого папашу, посчитали своим долгом навестить её. Маргарет была в восторге от шествия, считая существование в «Имении Морлэндов» довольно скучным и стремясь к более яркой жизни города, где можно увидеть столько богатых людей, а порой – даже и придворных! Девочка часто признавалась сестре, что хотела бы перебраться в Лондон, где, как ей казалось, она каждый день лицезрела бы короля и королеву и наблюдала бы за их великолепной жизнью.

– Когда-то я чувствовала то же, что и ты, – спокойно ответила ей Сесили. – Я думала, что мне больше уже не на что рассчитывать в этой жизни, но сейчас, когда у меня муж и двое детей, все стало по-другому Я счастлива здесь с моими дорогими Томасом, Анной и Алисой – и это все, о чем я только могу мечтать.

– Тебе-то, может, и хорошо, – воскликнула неугомонная Маргарет – Ты живешь в городе, где все самое интересное происходит прямо у тебя под окнами. И кроме того, у тебя есть муж. У меня же его пока нет – и как я могу встретить подходящего мужчину, сидя взаперти в «Имении Морлэндов»?

– А как, по-твоему, я встретила Томаса? Бабушка довольно часто ездит в город, чтобы подобрать тебе приличного супруга, можешь не волноваться. И в любом случае, дорогая, ты всегда можешь приезжать и навещать меня здесь. Ты же знаешь, что я была бы рада видеть тебя гораздо чаще, чем это пока получается.

– Я знаю, но это совсем другое дело! – пожаловалась Маргарет, но тут её внимание было отвлечено – О, посмотри! Кто тот великолепный господин? Взгляни только, какой мех на его плаще! О, он посмотрел на меня! Он снял передо мной свою шляпу! – Маргарет жеманничала, краснела и махала пальчиками невидимому прохожему, пока Сесили не возмутилась.

– Маргарет! Немедленно отойди от окна! Ведешь себя как какая-нибудь распутница, а еще в моем доме! Что подумают люди? Ты создашь мне дурную репутацию. Отойди оттуда, говорят тебе!

– Ах, не будь такой вредной, Сесили, и не порть удовольствия другим, – откликнулась Маргарет, отходя от окна в основном потому, что понравившийся ей мужчина уже прошел мимо и скрылся из вида. – Ты же до своего замужества развлекалась с...

– Замолчи! Не смей даже вспоминать об этом! – вскричала Сесили, приходя в большое расстройство. – О чем ты думаешь своей пустой головой, если говоришь такие вещи?!

– Но это же правда, я сама видела вас...

– Как ты можешь быть такой жестокой! Как можешь напоминать мне о моем грехе сейчас, когда все уже давно позади и все меня простили?

– Я не думала, что это грешно, – я думала, что это приятно.

– Не желаю больше выслушивать таких возмутительных речей. Если ты не умеешь вести себя... – Сесили почти плакала, и Маргарет поспешила успокоить сестру, ибо не хотела скандала, а вид из окна Сесили был куда лучше, чем из гостиной.

– Хорошо, хорошо, Сесили, прости меня. Ну ладно, не плачь. Хочешь, я принесу чего-нибудь сладенького нам обеим? Или фруктов?

– Да, хорошо, принеси.

– А ты больше не будешь плакать? Ну вот и чудесно, я скоро вернусь! – И хорошенькая Маргарет выпорхнула из спальни сестры.

Внизу Элеонора и Дженкин беседовали за кубком разбавленного водой вина, а остальные члены семьи стояли у окна, ожидая, когда подъедет следующий фургон, и обсуждая уже виданные сценки.

– ...девять детей, – говорил Дженкин, – и из них четыре девочки и два мальчика выжили. Вы не можете сказать, что она не исполнила своего долга.

– А я и не говорю, – отвечала Элеонора. – Но какой ценой?

Эдуард у окна, случайно услышав последние слова, встрял в разговор:

– Не обращайте внимания на матушку, сэр, она всегда не любила всех королев, какие только были. Я же помню, как она поносила последнюю!

– Замолчи, дерзкий мальчишка, – прикрикнула на него Элеонора и опять повернулась к Дженкину. – А цену эту вы знаете не хуже меня: эта её кошмарная семейка; вечные ссоры короля со своими братьями; и вообще, она ведь на самом деле никто, несмотря на все её попытки доказать высокое происхождение своей матери. Как будто кто-то может гордиться своей французской кровью! И этот её дядя Жак...

– Лорд Джейк с, как зовут его лондонцы, – с улыбкой вспомнил Дженкин. – «Джейк» – на лондонском жаргоне значит «тайный». У этих лондонцев нет уважения ни к кому. Но она многое сделала для двора, как вам известно. При последнем короле он был просто позором для страны. Иноземные послы рассказывали о нем по всей Европе такое... Но вам бы следовало послушать, что пишет Генри: сейчас двор стал одним из самых великолепных и изысканных в мире, хотя король и не любит лишних трат.

– Она просто пытается прикрыть таким образом свое низкое происхождение, – упрямо ответила Элеонора, но её внимание уже переключилось на другое. – Значит, Генри бывает при дворе?