На Ричарде был подвязанный веревкой плащ из грубого сукна, похожий на тот, в котором он в последний раз приходил домой. Выгоревшая на солнце борода почти достигала груди. На конце посоха болтался узелок с одеждой, а на руках Ричард держал маленького ребенка; другой, лет двух или трех, стоял у Ричарда за спиной, глядя на всю компанию темными, серьезными глазами маленькой обезьянки.

– Дикон! – воскликнул Нед, подбегая и обнимая дядю. – Это ты! Как здорово опять увидеть тебя!

– Нед, мой дорогой Нед! – Ричард, казалось, был ошеломлен. – Но что вы все здесь делаете? И Эдуард, и малышка Сесили, и Том – я не понимаю... я просто не знаю...

– Ричард, входи, – сказала Маргарет – Мэттью, принеси еще чашу вина для моего дяди. Давай, я возьму ребенка.

– Где Констанция? – спросил Нед, Маргарет же шагнула вперед, чтобы освободить Ричарда от его ноши.

Ричард, казалось, совершенно не понимал, что происходит; он переводил взгляд с одного своего родственника на другого, и только сейчас все заметили, что лицо его под слоем дорожной грязи было бледным и очень худым, хотя огромная борода и длинные вьющиеся волосы скрывали это.

– Дай мне ребенка, – повторила Маргарет, протягивая руки.

Ричард встретился с ней взглядом.

– По-моему, малыш болен. Потому-то я и пришел. Мне кажется, ему нужен хороший уход, а я не знаю, что надо делать.

– Дикон, где Констанция? – вновь спросил Нед. На этот раз в его голосе уже звучала тревога.

Ричард грустно посмотрел на племянника.

– Она умерла. Констанции больше нет. Она испустила дух прямо на дороге две недели назад. Она все время чувствовала себя неважно после рождения Мики – вот этого ребенка. Ну, я и подумал, что нам следует пойти сюда. Но она не вынесла пути... Она умерла недалеко от Ридинга, и монахи похоронили её.

– Но как же ты кормил младенца? – в недоумении спросила Сесили.

В тот же миг Маргарет воскликнула:

– Господи, ребенок – сплошь кожа да кости! Мне кажется, он умирает с голоду.

Эдуард решительно выступил вперед.

– Ричард, ты бы лучше пошел сюда и сел, – распорядился он. – Мэттью принесет чего-нибудь поесть тебе и – это, как я понимаю, Илайджа? Иди сюда, дитя мое, не бойся, здесь тебя никто не обидит – Но малютка с чумазым личиком вцепился в грубый плащ своего отца и не проронил ни слова, тревожно переводя большие черные глаза с одного незнакомого лица на другое. – Маргарет, с младенцем нужно что-то делать. У тебя есть надежная женщина?

– Да... дайте мне подумать... пожалуй, лучше всего обратиться к Мэри, она – добрейшее существо, к тому же у неё двое собственных детей.

– Тогда прекрасно. Мэттью, отнесите этого ребенка к Мэри, пусть его вымоют, накормят и осмотрят. И немедленно возвращайтесь, чтобы сообщить своей госпоже, болен малыш или просто голоден.

– Слушаюсь, сэр, – проговорил Мэттью, осторожно взял крохотное существо на руки и покинул комнату, стараясь скрыть неудовольствие, вызванное поручением, которое явно выходило за рамки обязанностей дворецкого. Вскоре он вернулся уже без младенца, но с подносом мяса и хлеба для Ричарда и миской горячей овсянки для одетого в тряпье мальчугана и доложил, что Мэри позаботится о ребенке и сообщит им потом, как он себя чувствует.

Скоро Ричард и его старший сын уже сидели за столом, жадно поглощая пищу. Ели они как сильно проголодавшиеся люди, которые не видели хлеба не один, а по меньшей мере два-три дня. Остальные члены семьи сгрудились вокруг стола в сочувственном молчании, ожидая, когда Ричард сможет и захочет рассказать, что же все-таки случилось. Насытившись, он, казалось, явно пришел в себя, и изумление на его лице сменилось озабоченностью и скорбью.

Том попытался разрядить напряженную обстановку, сказав:

– Я не могу понять, как вам удалось остаться сегодня голодными? Ведь на улицах жарят целых быков!

– Жарят? Кто? Зачем? – удивился Ричард. – Я никого не видел, мы старались пробираться боковыми улочками. Но мне все равно показалось, что на улицах народу сегодня больше обычного.

– О, всего на несколько человек, которые празднуют коронацию нашего сюзерена короля Ричарда Третьего, – ответил Том.

– Так это сегодня? Я совсем забыл. Я потерял счет дням и месяцам – с тех пор, как умерла несчастная Констанция.

– Как это случилось, Дикон? – мягко спросил Нед. – Ты уже в силах рассказать нам? Бедняжка Констанция – она мне так нравилась.

– Да, я помню, Нед, ты все брал её кататься верхом и был так добр к ней. Для неё было бы лучше, если бы мы никогда не покидали «Имения Морлэндов», – может быть, она и сейчас носилась бы с тобой по вересковым пустошам. Она была такой счастливой... – и Ричард горько зарыдал. Закутанный в лохмотья паренек придвинулся поближе к отцу и подергал его за рукав, а Ричард в ответ потрепал сына по маленькой ручонке, благодаря за сочувствие и поддержку.