Она открыла глаза и улыбнулась ему, отчего у него задрожали губы. Он был старым человеком и не стыдился плакать, но в её глазах он видел понимание, когда она опять взглянула в окно на вересковые пустоши и легонько сжала его пальцы.

– Открой окно, – велела она. – Дай мне вдохнуть этого чудесного воздуха, а не только любоваться нашими просторами.

Этим занялась Ребекка, а Джоб молча наблюдал за женой Неда, боясь взглянуть на свою госпожу, которая теперь тоже отвернулась, чтобы не смущать его.

– Какой чудесный аромат, – тихо сказала она, глубоко вздохнув и делая долгий выдох.

Джоб ждал следующего вздоха, но его так и не последовало, и когда он взглянул на Элеонору, её тонкие пальцы медленно разжались и выпустили его руку. По лицу Джоба заструились слезы, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не выговорил. Нет, пусть она побудет с ним еще хотя бы секунду. Другим это все равно, а когда они узнают, то заберут её у него, и он останется совсем один.

И вот этот старик сидел на краешке её постели, сжимая руку своей мертвой госпожи, и глядел затуманенным взором в окно на розовеющие вересковые пустоши; по ним вечно будет скакать белый заяц, заяц, который никогда не состарится и не умрет.