– Ты тоже не слышала, – ответила Дэйзи.

– Я-то как раз слышала. Все знают... – начала Изабелла, но на плечо ей легла чья-то рука, и девушка замолчала на полуслове.

– Я бы на твоем месте попридержал язык, Белла, – сказал стоявший рядом Томас. – Мать может услышать.

– Услышать что? – спросила Элеонора, до которой донеслись последние слова сына, поскольку в комнате именно в этот момент случайно стихли все голоса.

– Изабелла говорила, что завтра отправилась бы с нами, переодевшись мальчишкой, если бы была уверена, что это сойдет ей с рук, – пытаясь выручить сестру, соврал Томас, напомнив о её девичьих проказах, и вызвал тем общий смех.

Но Изабелла не нуждалась ни в чьей помощи и дерзко заявила:

– Ничего подобного я не говорила. Я сказала, что, по-моему, вся эта война не стоит и выеденного яйца.

– Никто не спрашивает твоего мнения, Изабелла, – резко одернула её Элеонора.

– Но все-таки, матушка... – обеспокоенно начал Эдуард.

Элеонора попыталась остановить сына, уловив в его голосе нотки несогласия.

– Ты не можешь ехать, Эдуард. Ты нужен здесь.

– Правда? – криво усмехнулся он. – Хорошо, но так или иначе, полностью ли вы отдаете себе отчет в том, что делаете? Поднять оружие на государя! Если победит королева...

– Наша королева – не королева, а жена короля, который вовсе даже не король, – сердито воскликнула Элеонора. – И она никогда не победит.

– Матушка, наш повелитель, король Генрих, уже шестой под этим именем, был законно коронован и венчан, и независимо от того, нравится он нам или нет, вооруженное сопротивление ему является государственной изменой. Если королева победит, мы будем опозорены. Мы лишимся всего и, возможно, даже погибнем.

– Его предки не думали об этом, когда крали корону у законного государя. Теперь же, законный государь вознамерился вернуть её себе. Йорк победит, и справедливость восторжествует, потому что Господь на нашей стороне.

– И все равно это остается государственной изменой, – упорствовал Эдуард. – Король Генрих – сын предыдущего монарха, и одно это дает ему право на престол...

– Право? У него нет вообще никаких прав на трон, который самым бессовестным образом узурпировал его дед, так что вернуть корону законному владельцу – никакая не измена. Завтра утром люди Морлэндов отправятся в Ладлоу, и поведут их двое моих сыновей, – проговорила Элеонора, обняв за плечи Томаса и Гарри, который чуть не подпрыгнул от радости, довольный тем, что оскорбленное достоинство матери заставило её переменить решение и снизойти к мольбам сына. – Отныне всем и каждому будет ясно: этот дом стоит за Йорка, что бы там ни случилось.

– Хорошо сказано, матушка! – воскликнул Томас, хлопая в ладоши и разряжая повисшее в комнате напряжение веселым смехом. – Ладно, Эдуард, твой здравый смысл и осторожность уже высказались за тебя, и мы их вежливо выслушали, но теперь пусть они отдохнут. А если говорить правду, ты вон весь аж позеленел от зависти, переживая, что мы с Гарри отправляемся на войну, а ты нет.

Эдуарду оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре.

– Дэйзи и слышать об этом не хочет, – сказал он полушутя-полусерьезно. – Придется братцу Джону одному отдуваться за двух женатых мужиков.

С этой минуты беседа стала веселой и даже чуть хвастливой; все принялись громко рассуждать о том, что каждый из них будет делать, встретившись с неприятелем лицом к лицу. Говорили в основном мужчины, а женщины наблюдали за ними: Элеонора—с гордостью, Изабелла – угрюмо, а Дэйзи и Хелен – с явным одобрением.

Когда все начали расходиться по своим комнатам, к Элеоноре приблизилась Энис и попросила о милости. Племянник Энис, четырнадцатилетний парень, всей душой рвался в бой, и нянька умоляла разрешить мальчишке отправиться с отрядом в качестве оруженосца Томаса и Гарри.

– А его мать согласна? – спросила Элеонора. Энис скорчила веселую гримасу.

– Не думаю, чтобы какая-нибудь мать и впрямь хотела бы послать своего сына на войну, но, говоря по правде, Колин такой сорванец, что одной ей с ним не справиться, хотя в общем-то он хороший парень, но его отец тоже уходит...

– Очень хорошо, – прервала её Элеонора. – Он может ехать.

Как странно иметь такую власть, думала она, поднимаясь в свою спальню. Можно даже решать, жить или умереть чужому ребенку.

Тронуться в путь предстояло на рассвете. Как только пробило три, капеллан отслужил в часовне мессу и обратился к людям, отправляющимся в Ладлоу, со словами напутствия. Причастившись, все воины разошлись по домам, чтобы попрощаться со своими женами и семьями, а потом вновь собрались во дворе перед домом. Все обитатели поместья высыпали на улицу, чтобы пожелать им удачи. Элеонора, знавшая всех воинов в лицо по именам, прошла по рядам; для каждого солдата нашла она доброе слово, каждого благословила, а люди склоняли перед ней головы; они шли сражаться не столько за Йорка, сколько за неё, ибо боготворили её, как королеву. Их было во дворе двадцать пять человек, двадцать два из них – в ливреях Морлэндов; эта группа мужчин в коричневых плащах, с ярко выделявшимися на спинах черно-белыми гербами, казалась в предрассветных сумерках одним большим теплым пятном. К этому отряду присоединились еще трое: слуга и оруженосец Джона Батлера и молодой Колин, которому предстояло двигаться со штандартом в руках впереди колонны.