— Котам, конечно, легче.

— Дальше, дальше! Тише, господа!

— Гм… Еще все без исключения японцы любят созерцать… Впрочем, виноват, исключение, наверное, имеется — слепые…

— Созерцать что?

— Что угодно: цветущую вишню, первый снег, гору Фудзи, пруд с кувшинками, какую-нибудь особенно кривую сосну, цаплю в полете, камни, изменчивость морских волн и облаков, луну… Кстати, забавная деталь: наиболее подходящим местом, чтобы любоваться луной, японцы считают уборную.

После секундной оторопи захохотали все. Отец Варфоломей, взрыкивая тяжелым басом, утирал рукавом рясы слезящиеся от смеха глаза.

— У кого запор, тот может даже и повыть на луну, — вставил Свистунов.

Пыхачев, не в силах произнести ни слова, только руками на него замахал.

Не смеялся один Гжатский — морщил лоб и даже задал вопрос о конструкции японских отхожих мест. Без стен и крыш они, что ли?

— Похоже, что так, — неуверенно согласился Канчеялов. — Вообще японцам наши понятия о приличиях кажутся смешными. С одной стороны, их возмущают декольте европейских дам…

— Ну вот еще! — Мичман Корнилович фыркнул в рюмку.

— …с другой стороны, они свободно оголяются ради гигиены. Чистота тела для японцев свята. В любом японском городе можно ежедневно наблюдать, как нагие японки моются в деревянных бочках прямо на улицах перед своими домиками и переговариваются с соседками, сидящими в таких же бочках по другую сторону улицы. Причем, когда наступает время вылезти из бочки, японка ничуть не стесняется присутствия мужчин, будь то ее соотечественник или чужеземец.

— Вот это да! Хочу в Японию! — заявил Свистунов. — Что же вы, мучитель, с отхожих мест начали? А японки красивы? Я видел гравюры, так там не так, чтобы очень…

— На любителя. Но большинство европейцев считает, что красивы и очень грациозны. Миниатюрные смешливые куколки большого изящества.

— Довольно о бабах, господа! — вмешался в разговор Враницкий, уловив недовольное движение Пыхачева. — Стыдно! Идем с важнейшей миссией, а туда же — стадо жеребцов… Имейте в виду: попадете в историю — ни Леонтий Порфирьевич, ни я покрывать ваши художества не станем. Замарал честь русского офицера — сам виноват. Всем понятно?

Фаленберг и Завалишин вышли на воздух — один готовился принять вахту, другой собирался соснуть в каюте часика четыре. Оба с удовольствием вдохнули ночную свежесть, залюбовались светящимся океаном.

Дул ровный пассат. Наполненные ветром паруса казались вылепленными скульптором. Чуть слышно гудели снасти. Шипела вода под форштевнем. Не вахта, а одно удовольствие. С бака доносилось негромко:

— Одно мне все-таки непонятно, — понизив голос, молвил Завалишин. — Почему мы идем в Японию, зная о ней не более российского обывателя? Не просто ведь идем, а с важнейшей миссией, как верно сказал Павел Васильевич… Почему никого из нас не проинструктировали еще в России? Да еще обход Англии с севера, бой с целой эскадрой… Ведь чудом же вырвались! Раньше я не думал об этом, а теперь у меня возникают странные мысли: планировалось ли, что мы дойдем до Японии? — Последние слова мичман выговорил шепотом.

Фаленберг только вздохнул — наверное, тоже уже думал об этом — и ничего не ответил.

От мыса Фарвель «Св. Екатерина» летела на вест-зюйд-вест так быстро, как только позволял ветер. К счастью, он позволял поставить все прямые паруса до трюмселей включительно. Теперь, когда дело сделано, когда игру уже не переиграешь заново, оставалось единственное: сохранить удачу чистой. Иными словами — прочь от гренландских берегов! Как можно быстрее и как можно дальше.

Шли без флага — Лопухин приказал спустить Юнион Джек, едва берега Гренландии растаяли в дымке над горизонтом. На ходу закрасили английское название баркентины — и исчез несуществующий корабль его величества «Ulisses». Лопухину очень хотелось вывести на бортах церковнославянским шрифтом «Св. Екатерина», но подождать с этим было не только можно, но и должно. Еще будет время лечь в дрейф при штилевой погоде и заняться не только названием, но и множеством иных несрочных дел.

Сейчас — только на запад! Чем скорее, тем лучше.