Со скрипом – именно с пронзительным скрипом, я даже вздрогнул – поползли в стороны броневые створы.

Стоит подозрению родиться, и оно окрепнет само. Небольшой, плохо освещенный отсек был совершенно пуст. Ни единой души. Разбитая вдребезги морда пульта, кучка грязного тряпья в углу, большая вмятина на потолке, странные шрамы и потеки на переборках, устоявшийся запах затхлости…

И все-таки воздух был свежее, чем в моей капсуле, это сразу почувствовалось. Странное сочетание: свежесть и затхлость.

С металлической дверью пришлось всерьез повоевать – открываться по-доброму она не желала, а когда неожиданно распахнулась, оглушив ржавым скрипом, я удивился, почему она не сорвалась с трухлявых петель и не придавила меня. Хлам, тлен, а вон там – явные следы давно затушенного пожара… Снится мне все это, что ли? Наверное, просто сплю и снится… Эй, люди!

За дверью оказался узкий прямой коридор длиной как минимум в пол-лодки. Еле-еле горело аварийное освещение, гулко отдавались шаги.

Никого. Некоторые двери, выходящие в коридор, были задраены наглухо, некоторые демонстративно распахнуты. И нигде ни единой человеческой души. Не автоматика же меня выловила, в самом деле, среагировав на SOS! Что-то я ничего не слыхал о подобной автоматике. На подлодке такого класса экипаж не может состоять меньше, чем из тридцати-сорока человек!

И вместе с тем механизмы работали, чуть-чуть вибрировал пол, и лодка куда-то шла. Слыхал я об одной такой лодке… и не верил в нее, конечно.

Пустота ощущалась в ней. Потерянность…

– Это что же, – сказал я вслух, холодея от догадки, и понизил голос до шепота, чуть только коридор ожил эхом. – Это куда я попал? На Сонную субмарину?!

…Открыв глаза, я некоторое время смотрел в потолок и пытался сообразить, где я нахожусь. Даже при скудном освещении было заметно, что потолок запылен до чрезвычайности, и это еще мягко сказано: местами с него свисали прямо-таки серые гирлянды, возле вентиляционных решеток колыхалась мочалоподобная бахрома, на стыках плит росли волосатые сталактиты, бугристые наросты пыли покрывали ошметки отслоившегося антикоррозийного покрытия, так что за всем этим запустением с трудом различался рисунок рифления – старомодный, но я такие видел. На Третьем контрольном в моем узилище был точно такой же.

Типичный боцманский кубрик. Тесно, но не так, чтобы очень. Узковатая, но отдельная койка. Здесь не спят на механизмах и друг на друге.

Стены выглядели не лучше потолка. Оглушенный сном, я несколько минут тщился понять, откуда здесь столько пыли. Ну, конечно: «сыплется» пластикат переборок, отшелушивается краска, «стареют» и рассыпаются полимерные уплотнители, а больше всего пыли дает, понятно, человек и его одежда: мертвые чешуйки кожи, выпавшие волосы, обрывки тканевых волокон с одежды… Значит, люди есть. Сколько же надо времени, чтобы так запустить помещение? Ясно одно: матросов-первогодков здесь нет и давно не было.

И тут я вспомнил, где нахожусь, и рывком сел.

– Выспался? – спросил старик. – Или еще поспать хочешь?

Я мотнул головой и посмотрел на него. Был он такой же, каким я его запомнил вчера (или позавчера?): маленький, как гном, и вдобавок сутулый, совершенно лысый, с изжелта-бледной кожей на голом черепе. Признаться, капитана Сонной субмарины я представлял себе иначе: этакий Ван Страатен с богатырским разворотом плеч, рыжей, пропахшей табаком бородищей и безумно вытаращенными глазами.

У этого были глаза, как у сушеной воблы, с выцветшей, едва заметной краснотой. Может быть, в свое время он считался альбиносом, а может быть – просто больные глаза. Плохое освещение да пыль…

Я содрогнулся, представив себе, как от случайного движения воздуха в кубрике геологические пласты пыли мягко отделяются от потолка, парашютируя мне на голову, и дал себе слово двигаться плавно.

– Здоров ты храпеть, – сказал старик. – А поспать дурак: двадцать два часа всего-навсего. Суток пять не дрых, наверное?

– Чуть меньше.

– Хорошо, что я тебя не застрелил, когда ты брякнулся, – любезно сообщил старик. – Думал, хитришь от большого ума, а ты просто заснул под прицелом! брык – пятки вместе, носки врозь… Уж извини за это помещение: тащить тебя в приличное место мне уже не по возрасту. И еще извини: я тебя обыскал. Сам понимаешь, пришлось.

– А, – сказал я. – Чего тут извиняться. Ну и каковы результаты?

Старик улыбнулся.

– Удовлетворительные. Чист, аки ангел небесный. Штрафник, как я понимаю?