– Лучше к тебе.

– А у меня пива нет, – соврал Юрик и без промедления спросил с интересом: – Что, с Харой у тебя нелады?

Витюня неопределенно махнул рукой и отправил в сугроб еще одну алую торпеду.

– У меня нормально. А у тебя?

– Тоже нормально.

Витюня недоверчиво засопел. Юрик посмотрел на него с подозрением.

– А ты чего ждал – что она мне за выпитое пиво глаза выцарапает? Не дождешься. Не, батыр, здесь жены что надо. Правильные.

Витюня засопел громче и злее.

– В чем дело? – осведомился Юрик. И ведь знал, хорошо знал, негодяй, в чем дело! – Нет, вы на него полюбуйтесь: отхватил сестру вождя, десятую часть добычи и еще недоволен! Мне бы так жить! Растак его братом назвал. Жена у него с чистой анкетой, не то что моя – у нее дед в диссидентах…

Против ожидания, Витюня лишь спросил:

– Не знаешь, через сколько времени пропавший без вести человек считается умершим?

– У нас – не знаю. В Японии – через семь лет.

Витюня долго молчал, качая головой.

– Ну ни хрена же себе, – молвил он наконец. – Откуда ты знаешь, как в Японии?

– Кобо Абэ.

– А по-русски?

– Писатель Кобо Абэ, – пояснил Юрик. – Роман «Женщина в песках».

– Не говори мне о женщинах! – рявкнул Витюня.

– А что? – полюбопытствовал Юрик.

– Договоришься у меня… – Витюня покряхтел и решил уйти от скользкой темы. – Гхм… Как в Японии, он знает, а как у нас – нет. Умник…

– А зачем мне было знать? – резонно возразил Юрик. – Я что, юрист? Или хоть раз собирался пропадать без вести?

– Пропал же.

– А это с какой стороны посмотреть. Может, не мы с тобой пропали, батыр, а наш прежний мир пропал. Разве плохо? Нет, ну ты скажи: чего тебе здесь не хватает? Прораба, что ли? Шпаны уличной? Ментов?

– Пиво плохое…

– Зато много. И еды от пуза. Растак говорит, что голода в этом году не будет. А по-моему, его тут вообще никогда не будет. Еще что?

Витюня нагнал на лоб морщины. Думал.

– Телевизора нет.

– По рекламе памперсов соскучился? Ню-ню.

– А футбол?

– Местных научишь.

– Я не играть, а смотреть люблю.

– Вот и будешь смотреть. Хочешь, зрителем будь, хочешь, судьей, тьфу, да хоть штангой! Разрешается. Что еще тебя не устраивает?

– Воевать надо.

– И там от этого никто не застрахован. Зато здесь ты Вит-Юн, несокрушимый, понимаешь, богатырь, а там – червяк, молекула…

Витюня засопел. Было немного обидно.

– Я там ваучер не успел вложить, – сознался он наконец. – Э, ты чего смеешься? Ты не смейся…

Держась за живот, Юрик гнулся пополам.

– «Волгу» захотел? Угу… Разинь ширше… Ты Растаку только скажи – тебя тут в носилках таскать станут, и рулить не надо. Опять же, покажи мне здесь хоть одного гаишника. Тьфу! За честь почтут в сортир тебя носить!

– Ага, в сортир, – пожаловался Витюня. – Там кабинки нет…

– Какой еще кабинки?

– Теплой кабинки. С унитазом.

Юрик всхохотнул.

– В твоей родной деревне у тебя была кабинка?

– Так то в деревне… – начал было Витюня, но Юрик не дал ему закончить:

– Зато канализацию не прорвет. Слушай, Вить, – заговорил он проникновенно, – ну ты что, в самом деле считаешь, что там лучше, чем здесь? Ты глаза-то разуй. Мне вот хуже: в этом мире еще тысяч этак пять лет с парашютом не прыгнешь. И ничего, терплю до времени. Интересно же!

Нахохлившийся Витюня издал невнятное рычание. Дыхание со свистом вырывалось из его рта через новоприобретенную прореху в зубах. Размеренно пульсировала струя пара. Витюня походил то ли на кита, пускающего фонтан, то ли на клокочущий перед извержением гейзер.

– Я так думаю, что до весны не стоит и рыпаться, – отважно рубанул Юрик, бдительно следя за реакцией собеседника и гадая, стоит ли сказать ему, что седловина Двуглавой горы, прячущая лаз, который местные называют Дверью, позавчера по приказу вождя была превращена сотней лесорубов в непроходимую засеку, и решил умолчать. – А весной… весной чего-нибудь придумаем…

– Если доживем, – резанул Витюня правду-матку.