– Давай свой пугач, Лоренц. Все знают, что он разряжен.

– Ни с места! – повторил Стефан.

Бластер оказался в руке, и кто-то один – Маркус? – отпрянул. И это было еще унизительней. Словно одинокий аплодисмент жалостливого зрителя, обращенный к актеру, провалившему спектакль.

– Три шага назад, – приказал Стефан. – Считаю до трех. Раз… Два…

Питер сделал один шаг. Вперед. Он все еще ухмылялся, но его ухмылка застыла, превратившись в маску.

– Три!

– Сзади! – крикнула Маргарет. Ей зажали рот.

Стефан зажмурился. Из дула «махера» вылетела молния и погасла в груди Питера. Раздался короткий шкворчащий звук, будто плюнули на раскаленную сковородку. Питер остановился, озадаченно разглядывая оплавленную пуговицу на фасаде робы. Если он и почувствовал ожог, то не подал вида. Он был удивлен.

Стефан ногой отпихнул того, кто подползал сзади под коленки – подлейший прием! За спиной мальчишка взвыл и покатился. Теперь Стефан целил Питеру в лицо. Он был тверд. Он был скала. Еще можно было взять ситуацию в свои руки. Запугать пшиком… И наступила тишина. Кое-кто попятился. И растерявшийся Питер еще не успел решить, что ему делать: восстановить на лице усмешку – символ победы и превосходства или принять позу покорности…

И тогда неожиданно громко расхохотался Дэйв и тишина кончилась. Словно выбили подпорку, удерживающую лавину смеха, и лавина рухнула. Ржали все. С подвывом стонали Илья и Диего. Гоготал, сгибаясь пополам, неторопливый тугодум Людвиг, держались за животы Киро и Йорис, сдержанно сипел Фукуда. Давились смехом Уве, Маркус и Ронда. Клокотал, потряхивая жиром, Анджей. Счастливо визжали малыши. И ухмылялся Питер, который начал понимать, что он выиграл, а Стефан проиграл…

Тогда Стефан бросил бластер в Питера и побежал.

Это было неожиданно, и он успел выиграть два десятка шагов, прежде чем они опомнились. Кинулись вдогон молча, смех как отрезало, и Стефан услышал позади себя топот ног. «Не пускайте в корабль!» – отчаянный крик Уве. Поздно, не успеют. А вот отрезать от пандуса – успеют…

Он влетел в аварийный люк и попытался захлопнуть его за собой. Мешал протянутый наружу кабель. Тотчас от крышки люка со звоном отскочил камень. А может быть, не камень, а нож. Хорошо, что каждая бесшовная труба была на учете – иначе за порохом бы дело не стало, может быть, даже бездымным. И свинцовая или стальная дура, неровная, как астероид, двадцать пять миллиметров калибр…

Стефан ушиб затылок: в аварийном лазе смогла бы распрямиться во весь рост разве что Юта. Несколько секунд перед глазами стояла тьма. Заклинить крышку никак не удавалось, и уже кто-то, вопя дурным фальцетом, дергал ее снаружи – нетерпеливый… Стефан облизнул губы. Неужели теперь – все? и не исправить?.. Чего только не было за сорок лет; ему так часто казалось, что он висит на волоске, что он поверил, будто это не волосок, а канат. Выходит, гниют канаты… Нет смысла здесь торчать, обязательно обойдут сзади; там не близкий путь, но первым делом попытаются взять в клещи… Пора. Стефан пополз на четвереньках так быстро, как только смог. Позади скрипело, и ширилась полоска света на стенках лаза. Успеть нырнуть в боковой штрек, прежде чем отвалят крышку и метнут нож! Пусть ищут. Быстрее!..

С коротким лязгом откинулась крышка.

Инга ползла в гулкой кромешной тьме, и кто-то точно так же полз впереди нее, стуча коленями и локтями по гнутой титановой кишке, по пыльным и никому не нужным внутренностям донжона, и кто-то полз позади, а за ним еще один, и еще… Кретины, удумали всем скопом в один лаз! Быстрее! Шевелись! Успеть доползти до разветвлений, разбежаться веером по этой паутине, и тогда помогай Лоренцу бог!

Ругаясь, она колотила в пятки того, кто полз впереди – неповоротливого, – а сердце пело, и еще хотелось смеяться без устали и плакать от счастья. Вот оно какое – счастье. Это совсем просто, Лоренц. Это когда нет твоего «поговори еще у меня» и твоей противной рожи. Это когда есть Питер – и теперь останется навсегда. Это мы – какими мы будем. Не ноющие склочники, не озлобленные пауки в банке – сильное и свободное общество, пусть дура Маргарет каждый день жужжит в уши, что оно, мол, бесчеловечное. Наплевать. Сильные, гордые и свободные люди! Без нянек. Человек обязан заботиться о себе сам.

Уже близко… Они видят его, они его гонят! И это тоже счастье – когда не нужно караулить годами, как прежде, а нужно лишь догнать. Быстрее, ну!..

– Перекрой ему путь в рубку, – крикнул Питер. Людвиг, единственный из сторонников, в ком хватило ума помедлить, прежде чем кинуться вслед за вопящей ордой, показал, что понял и исполнит. – А Донна пусть принесет схему лазов.

Донна медленно покачала головой и отвернулась.

– Нет.

– Можно, я ее ударю? – спросила Вера.

– Не нужно. – Питер положил руку Донне на плечо. Девчонка вздрогнула, но сбросить руку не посмела. – Ты же у меня умница, верно? Что поделаешь, раз уж так получилось. Теперь все будет не так, как было. Ты ведь это понимаешь, да?

Донна съежилась под его рукой. Конечно, она понимала. И то, что Лоренц проиграл и, зная это, способен на все. И то, что впредь все будет по-другому, само собой. И то, что от того, на чьей ты стороне сейчас, когда по сути дела ничего еще не решено окончательно, зависит в будущем многое, она тоже прекрасно понимала, может быть, лучше других. И все-таки медлила. Девочка, достойная уважения.