Я позвал на помощь близкого друга, и он распахнуто скользнул по моим стопам. Да, сейчас, если и есть какой-то смысл в моих действиях по отношению к Земле, то это...

Нет. Не только так. Я забыл... о Наташе.

Я не любил ее, как если бы она была человеком, но я любил ее, как есть она - моя тайна. Я тут же ринулся все-таки в прошлое, ибо есть своя прелесть и в бессмысленности, наверное. Я ринулся в прошлое настоящее, в уже переболевшее мною множество вещей и предметов, эмоций, и чувств. И вскоре...

Я несколько взмыслил физический план, призраком просочился в его многолюдных окрестностях. Я даже не знал, где я нахожусь, одно лишь осознавал уверенно, что это город моего рождения, и в нем покоится мое земное тело, и неподалеку от него живут Юра и Вика, моя мама, Наташа и Сабина. Смутно я огляделся по сторонам. Невероятно!

Раньше мне никогда не удавалось в астральном теле своем созерцать планету так же, как это я мог, будучи в объеме земного тела, но теперь я великолепно все видел!

До тех пор пока я испытывал необходимость в обладании физическим планом - я не обладал им, и как только я отказался от этого, отвернулся, пошел прочь, но как-то ненароком, в безразличии обернулся - увиделось все, и пришло обладание. Я отказался от обладания физическим планом, но сейчас оглянулся на него без жажды и прозрения...

Когда я более осмысленно осмотрелся, куда я попал, догадался: я нахожусь в подвальном помещении. "Какая-то организация?" Деревянный стол в шелухе отслоившейся лакировки, на него навалено множество женских сапог, два небольших квадратных окна почти под потолком забиты фанерой и прочно заштрихованы металлической решеткой, распахнутый диван у стены, с замусоленной обивкой, на диване сидит какой-то мужчина: усиленно потирает виски, жмурится, не открывая глаз, а у его ног валяется несколько пустых спиртоносных бутылок. Если бы он сейчас открыл глаза, он наверняка увидел бы меня, я не сомневался в этом, и тогда, понимая, что могу быть замечен, я шагнул за старинный громоздкий шкаф и продолжал подглядывать за сидящим на диване человеком сквозь этот шкаф. Мужчина сидел брюзгливо, ему было лет сорок. В угол дивана забился вопящий магнитофон, будто ему дали пинка. Посредине комнаты прямо на полу стояла настольная лампа, она охватывала диван своим светом, жестко светила мужчине прямо в лицо, как на допросе. Наконец мужчина отщерил свои глаза, прищуренно рассмотрел руки, потом пару раз слегка приподнял свой увесистый мешок живота и оставил его лежать на коленях. Позади сидящего на диване лежал еще один голый человек, девушка, но когда она приподнялась на локти и слепо улыбнулась в сторону лампы, я увидел, что это была не девушка, еще не девушка: это была совсем юная девочка-подросток. Она села рядом с мужчиной, зевнула и протяжно потянулась. Тогда ее сосед наклонился к магнитофону и немного приглушил громкость. Теперь, если бы сидящие на диване стали разговаривать между собой, их истомные голоса мог бы разобрать и я.

– Детка, - обратился мужчина к девочке, - сапоги выбери себе там, на столе, - он небрежно махнул в сторону, будто повелитель этого подвала.

– О-о!
– воскликнула юная женщина, ей всего было лет тринадцать на вид.
– Малыш мой расщедрился, - восторженно проорала она ему в ухо и укусила за это же ухо.

– Ты что! Оху..., дура, - мутно проговорил он и тяжеловесно отмахнул ее, слово бабочку. Она свалилась на пол и расхохоталась, катаясь по полу перед лампой. Бутылки, позвякивая, раскатились по сторонам.

– Встань, сука, потом я сосать тебя буду грязную.

– Пусть лучше он у тебя встанет, - снова расхохоталась она.

Девочка подползла к нему поближе, ухватилась за его колени и подтянулась, ее голова возникла между его колен.

– Помочь?
– дерзко вопросила она.

– А-а, - брезгливо протянул он и, раздвинув колени, развалился на диване, его живот метнулся налево и отвис на правый бок. Посматривая на прибалдевшего партнера, девочка, стараясь не шевелиться, дабы не насторожить его, пошарила рукой под диваном и через некоторое время в ее руке оказался флакон лака. Она оттянула на себя доселе обвисшее мужское достоинство, ее рука пьяно пошатывалась, девочка прицеливалась... прицеливалась и... лаковая пыль, всшипев, змеино вспенилась между ног мужчины.

– А-а, га...! Г...гадина!
– бессильно пытаясь подняться, завопил он.
– Что ты делаешь, стерва!..

– Лакирую, чтобы стоял, - надрывно реготала она.

– Ладно, - словно пережевывая слова, сглатывая одышку, сказал мужчина.
– Тьфу, - отплюнулся он.
– Пошла вон... кому сказал, сапоги посмотри. Слышишь?

– Любые? Взять могу...

– Бери, дарю, сказал.

– Надо же, - расшвыривая по комнате разноцветные пары сапог, рассуждала девочка, зябко пошатываясь у стола.

– Ты что, ху..шь, - будто взмолился мужчина, когда одна пара сапог отшарахнулась ему на живот.

– Ты все равно богатый, малыш, я просто кайфую от твоих бабок.

– Ты думаешь, они мне легко достаются? Я пашу, как пидар, за них. Ну кончай, тебе говорят! Слушай, - сочно отплюнувшись, продолжал говорить он.
– Какая х..ня получается.
– Девочка продолжала рыться в куче сапог.
– Х..ня получается.

– Да-да, х..ня, малыш всегда прав.

– Ты что думаешь, я бы здесь, в этом пидарастическом подвале был, если бы там, на Западе развернулся!.. Да я бы контору отшиковал как надо. А тут... в подвале... Только бухать и е....ся, да об....вать всех подряд, пока перестройка не закончилась. Разогнали, как вонючих крыс, по подвалам. А что делают крысы? Все тянут в подвал, а они там, наверху, крысоловки свои узаконивают. Но нас, крыс, не проведешь, мы же умные, с высшим образованием, сахарку сп..дим, и хвостик не прищемит. Ты думаешь, я что? А я не просто так. Университет закончил, в свое время, конечно. Но на х.. он мне сдался? Да если бы я на Западе, так ты думаешь, я с тобой бы здесь, что ль...
– словно сам себе сказал последнюю фразу он и, помолчав, добавил: - У меня бы все красиво было, по-человечески.

– Красиво?
– отвлеклась на минуточку девочка от разбрасывания сапог.
– Ты мне нравишься, малыш. А можешь ты мне купить машину?

– Тебе еще рано, детка.

– Что, не заслужила разве?
– она продолжала рыться в сапогах.

Мужчина ничего не ответил.

Я стоял за шкафом, наблюдал, слушал. Ведь я мог сделать с ними все что угодно. Я не знаю, может, безразличие к муравью в траве, может, желание растормошить вялое пьяное затишье этого подвала, а может, шалость, вседоступность или еще что, но я вышагнул из-за шкафа, мне захотелось, чтобы они меня увидели.