Шрифт:
– - Так ты говоришь -- эта штука у Ленича не опасна?
– - с оттeнком еще неулегшейся тревоги еще раз спросил он, прощаясь.
– - Если температура к завтрашнему дню не спадет, -- сообщи мнe. Но я увeрен, что все будет all right!
Как много может сказать мужское рукопожатiе! Секундное прикосновенiе ладоней, встрeча глаз, и как-будто мы уже поговорили "по душам" друг с другом, облегчили свою боль и тревогу, обмeнялись запасом бодрости и словно услышали слова:
– - Трудно, брат, здорово трудно! Но я держусь, держись и ты!
О мeстонахожденiи ума
На лeсной дорогe, засыпанной снeгом, сiяющим под яркими лучами морознаго солнца, я обогнал тяжело идущаго с палкой старика.
– - Здравствуйте, товарищ Солоневич, -- остановил он меня.
– - Развe не узнали?
Я вглядeлся в блeдное, изборожденное морщинами усталости и заботы, лицо старика и отвeтил:
– - Стыдно признаться, но, право, не узнаю. Уж не обижайтесь. Как-будто гдe-то встрeчались.
– - Ну, что там!.. Я понимаю... С вашими-то глазами? Да и я, вeрно, измeнился -- родные бы и то не узнали. Помните, как в Петербургe на этапe с ворами дрались из-за моего мeшка? С вами скаут ваш еще был...
Я сразу вспомнил забитый людьми двор ленинградской тюрьмы, драки и грабежи, короткую свалку из-за мeшка священника, и на рукe словно опять заныл разбитый о чью-то челюсть сустав... 322
Мы разговорились. Теперь старик, как инвалид, служил сторожем на кирпичном заводe.
– - Там, гдe честность нужна, туда нас и ставят -- больше сторожами, да кладовщиками, -- объяснил мой спутник.
– - На работах с нас прок-от не велик. Сил-то у нас немного. Вот и ставят на такiе посты...
– - А много священников сейчас на островe?
– - Да, как сказать... Да и слова-то такого нeт теперь. "Служители культа" называемся... Да, много... Митрополит, вот, Илларiон, архiепископов нeсколько, архiереи... Православных священников в общем что-то больше 200 человeк... Да и других религiй много -- ксендзы, пасторы, муллы. Раввинов даже нeсколько есть... Всeх строптивых прислали.
– - Прижали вас, о. Михаил, что и говорить!...
Старик опять усмeхнулся своей кроткой улыбкой.
– - Да что-ж... Оно дeло-то и понятное. Слова не скажешь... Враги... Они, большевики, не столько оружiя боятся, как вeры, да идеи... А как же настоящiй священник не будет их врагом? Вот, смeшно сказать, а нас, стариков, сильно они боятся. Да развe вас, вот, скаутов, они не боятся? Молодежи зеленой?... А почему?
– - Идея.. Как это кто-то хорошо сказал: самое взрывчатое вещество в мiрe -- это мысль и вeра... Так оно и выходит. А нельзя заглушить плевелами -- так сюда, вот, и шлют.
– - Скажите, батюшка, если вам не тяжело, вот, вы сами сюда за что попали?
– - Почему же?... Я разскажу... Дeло у меня любопытное. Пострадал, так сказать, за свое краснорeчiе. Хотя, с другой стороны, так или иначе -- все равно посадили бы...
Я в Москвe священствовал. На Замоскворeчьи. Ну, вот, как-то и сообщили мнe, что в театрe диспут открывается на религiозную тему -- тогда еще свободнeе было. Да что "сам" наркомпрос Луначарскiй выступать будет... Прихожане -- а хорошiй у меня приход был -- и стали просить: пойдите, да пойдите. За души, мол, молодежи бороться нужно. А то скажут, что уклоняются -- сказать, мол, нечего... Сдаются...
Не хотeлось, помню, мнe идти, чувствовал, что ничего добраго из этого выйти не может. Но вeдь и то 323 вeрно -- долг-то свой выполнить нужно вeдь... Словом, пошел я. Народу набилось видимо-невидимо, словно в церкви на Пасху. Яблоку, как говорится, упасть негдe. Ну, Луначарскiй, конечно, рвет и мечет против религiи и Бога. Доводы его, конечно, старые, затрепанные.
Вот, помню, о душe он заговорил.
"Все это чепуха и дeтскiя сказки, кричит с трибуны. Все это выдумано буржуазiей для околпачиванiя трудящихся масс. Всe эти глупые разговоры о душe -- остатки вeры дикарей. Ни одна точная наука не подтверждает существованiя души. Смeшно в наш вeк радiо и электричества вeрить в то, что не найдено и не может быть доказано. Только матерiалистическое мiропониманiе правильно. А разговоры о духe, о душe -- бред дураков"...
Ну, и так далeе. Сами, вeроятно, слыхали, как они по заученным шаблонам твердят... Взорвало меня. Каюсь, что тут грeха таить... Выступил я в пренiях и сказал этак по стариковски:
– - "Позвольте мнe, друзья мои, говорю, разсказвать вам мой недавнишнiй сон. Снился мнe наш глубокоуважаемый комиссар, Анатолiй Васильич Луначарскiй, котораго я, избави Бог, ничeм не хочу обидeть в своем разсказe. Знаю его, как умнeйшаго человeка и никогда в этих его замeчательных качествах у меня не было ни тeни сомнeнiй...
Ну-с, так вот, приснилось мнe это, что наш дорогой Анатолiй Васильич умер. Сказал я это и, помню вот как сейчас, тишина стала, как в церкви. А я, этак не торопясь, и продолжаю:
Вeдь, говорю, этакое горе-то присниться может, скажите на милость...
Ну, хорошо. А завeщал-то наш Анатолiй Васильич свое тeло анатомическому театру -- все равно вeдь матерiя-то у всeх одна -- так пусть, мол, на моем мертвом тeлe поучатся совeтскiе студенты...
Так вот, положили, значит, бренныя останки того, чeм был когда-то наш дорогой Анатолiй Васильич, на анатомическiй стол и стали рeзать, да на кусочки разчленять.