Впрочем, мои спортивные таланты были в перiодe эксплоатацiи что-то мeсяца только два.

Как-то утром ко мнe впопыхах вбeжал сторож клуба:

– - Так что, тов. Солоневич, начальник просит срочно прiйтить. И с вашим... как его... фатиграфским аппаратом...

Оказалось, что начальство хотeло увeковeчить какой-то очередной пленум, "явившiйся переломным моментом в развитiи"... чего-то там... ну, и так далeе. Но городской фотограф почему-то не прибыл. Тогда вспомнили обо мнe. А у меня, дeйствительно, был небольшой "фатиграфскiй аппарат", старый Эрнеман с апланатом. Но на безрыбьe и рак -- рыба. И мой заграничный Эрнеман возбуждал благоговeнiе окружающих. В своей комнатe я ухитрился устроить даже что-то вродe лабораторiи. Так как ни электричества, ни керосина не было, то я по-просту вставил в окно фанерный щит с красным стеклом и с помощью семафорных линз, скомбинировал даже увеличитель....

Голь на выдумки хитра. А совeтская -- в особенности: иначе не проживешь.

Мое появленiе на Пленумe было встрeчено весьма радостно. Запечатлeть свои физiономiи в назиданiе потомству -- что ни говори -- заманчиво. Особенно -- задарма...

– - Ну-ка, Солоневич, -- привeтствовал меня секретарь парткома, окруженный "энтузiастами совeтскаго транспорта" -- исковеркай нас, как Бог черепаху...

Мой Эрнеман щелкнул.

Через час, когда делегаты послe обeда вернулись 402 в зал засeданiя, большая увеличенная фото-группа уже висeла у входа.

Фурор был полный. Меня прозвали "сверх-ударником с ураганными большевицкими темпами", а вечером замороченный и обалдeвшiй завклуб заявил мнe на самых лирических тонах своего скромнаго и охрипшаго от говорильни дiапазона:

– - Брось-ка ты, Солоневич, свою физхалтуру к чортовой матери... Кому она, в самом дeлe, нужна? Вот тоже занятiе! Переключайся-ка, брат, на фото-работу. Вот это -- да! Ударники, кампанiи, премiальничество, интузiасты, подъем масс и всякая такая штукенцiя. И потом опять же -- на виду всегда. Сегодня, вот, здорово ты сгрохал все это. Так как -- заметано? Пиши смeту. На что другое -- а на показ достиженiй деньги завсегда найдутся. И должность тебe как-нибудь сварганим подходящую, занозистую...

Так стал я фотографом, или, оффицiально -- "рукрайсвeтгазом" нашей желeзки41 и поселился на Желeзно-дорожной улицe No. 12.

Пролетарская жизнь

В другой половинe нашего крохотнаго домика жила семья желeзнодорожнаго слесаря -- типичная семья провинцiальнаго рабочаго -- всегда полуголодная, оборванная и придавленная нуждой.

Маленькая дочурка слесаря, Аня, только лeтом могла всласть бeгать по садику и двору. В остальное время, особенно в плохую погоду и зимой, она отсиживалась дома по той простой причинe, что ея обувь не была предназначена ни для грязи, ни для снeга. Когда бывали морозы и грязь, Аня не могла даже в школу ходить.

За два года, которые я провел в сосeдствe с семьей слесаря, Аня только раз получила молоко. Да и то это было, когда дeвочка заболeла и ей нужно было "усиленное питанiе" (кошмарная фраза для каждаго русскаго врача).

41 Для любителей совeтских ребусов сообщаю полное названiе своей должности: "Рукрайсвeтгаз Райпрофсожа 2 ст. Орел МК жд НКПС СССР". 403

И купленный Анe литр молока за два рубля, помню, пробил сильную брешь в бюджетe слесаря. В этот день взрослые голодали.

Как-то весной я разговорился с маленькой Аней, копошившейся в пескe, во дворe под лучами теплаго весенняго солнышка.

Уж не помню, как и о чем велся разговор, но случайно я спросил:

– - А ты пирожное, Анечка, кушала?

Дeвочка подняла на меня свои голубые глазки и быстро отвeтила:

– - Не... А что такое "пирожное"?

В дальнeйшем разговорe оказалось, что и "ветчина", и "какао" -- понятiя Анe незнакомыя. И только при словe "апельсин" ея блeдныя губки довольно улыбнулись.

– - Это, дядя, я знаю. Это в книжкe нарисовано -- такое круглое, вродe мячика.

– - Что с ним дeлают?
– - каким-то невольно сорвавшимся голосом спросил я.

– - А я не знаю, -- просто отвeтила дeвочка.42

42 По техническим причинам в книгу не вошли многiе очерки из жизни совeтской молодежи, напечатанные в "Голосe Россiи": "Совeтскiй быт", "Под колесами машины", "Комсомольское Рождество" и др.

Весна 1932

– - "Гражданин, вы арестованы"...

Боже мой! Опять эта фраза... Сколько раз пришлось мнe выслушивать ее!..

На этот раз она была произнесена в моей маленькой комнаткe в Орлe. По приказанiю из Москвы я опять был арестован и через 2 суток сидeл в Центральной тюрьмe ОГПУ, на Лубянкe.

Тe же картины опять стали проходить перед моими глазами -- то же безправiе, тот же бездушный, жестокiй механизм гнета и террора, тe же камеры, переполненныя придавленными страхом людьми.

Секундой мелькнула встрeча с Сержем. Его похудeвшее лицо невесело усмeхнулось мнe с высоты желeзной лeстницы второго этажа.